Случай Валентины Герасимовой, которая 18 июля подожгла себя в новосибирской приёмной партии «Единая Россия» и на третьи сутки скончалась, не приходя в сознание в ожоговом центре областной больницы, заставил задуматься не только о том, до чего среднестатистического россиянина могут довести поиски правды. Возможно, Герасимова, сама того не желая, подала пример другим отчаявшимся, и теперь на повестке стоит вопрос — как обеспечить безопасность в местах, куда люди приходят решать проблемы, добиваться справедливости и даже просто поговорить. Корреспондент Сиб.фм встретился с председателем Совета депутатов Новосибирска, руководителем приёмной, где произошла трагедия, Надеждой Болтенко и постарался узнать, каких изменений ждать в работе с гражданами.
Надежда Николаевна, расскажите коротко, как вообще строится работа с посетителями общественных приёмных?
Такие приёмные есть во всех районах города и области, проблемами населения занимаются депутаты местных уровней. Мы анализируем обращения оттуда, если видим, что где-то вопрос неправильно решён, берём на себя. Наша приёмная на Ленина, 1 работает более двух лет, сюда ежедневно с 10 до 17 часов приходят люди, на выходных мы отдыхаем. С 10 до 13 часов с гражданами общаются депутаты заксобрания — это удобно для жителей из районов, особенно — области: приехать с утра и к вечеру вернуться домой. С 14 часов на смену заступают городские депутаты. Я принимаю по вторникам с 10 до 12 часов.
16 обращений в день в среднем рассматривают сотрудники приёмной «ЕР» в Новосибирске
Каждый посетитель заносится в базу данных, в течение 30 дней мы обязаны дать ему ответ по обращению. Всё это контролируется Центральной общественной приёмной партии, и даже если мы в каких-то случаях медлим, не получив ответ на свои запросы в местные структуры, они это отслеживают, звонят и спрашивают — почему не отработано то или иное обращение.
Есть какой-то регламент для посетителей?
Сюда может прийти любой человек, вне зависимости от его политических взглядов, возраста, проблемы и места проживания. В августе 2011 года был случай, когда к нам обратилась жительница Казахстана. Пришла с железнодорожного вокзала за медицинской помощью, без какой бы то ни было предварительной записи, мы устраивали ей срочную консультацию в НИИТО.
Люди приходят с серьёзными вопросами, приносят целые пакеты документов, с которыми уже обошли все возможные учреждения. И многие действительно воспринимают нас как последнюю инстанцию.
Какие проблемы доминируют среди обращений?
Проблемы у всех разные, в каждом случае разбираемся индивидуально, поскольку нет каких-то общих решений. Больше всего вопросов по жилью, как правило — по его отсутствию, по предоставлению земельных участков. На втором месте — проблемы с ремонтом домов, всё, что касается ЖКХ. На третьем — социальные вопросы: получение путёвок в детсады, направлений в санатории, лекарственное обеспечение, устройство в стационар и так далее. Когда что-то меняется в социальном плане на уровне всего государства, количество обращений увеличивается — люди пытаются понять, чего ждать дальше. Мы разъясняем и консультируем: у нас на общественных началах работают юристы, они находятся на ставках помощников депутатов Госдумы.
Большая часть работы — до 50% — именно консультации. Регламент не обязывает нас помогать составлять заявления в суд или запросы, но юристы всё равно этим занимаются, депутаты, как представители партии, тоже рассматривают заявления.
Есть ли вопросы, которые находятся не в вашей компетенции?
Безусловно. Это требования проверить работу какого-то учреждения, выявить мошенничество... Подобные заявления мы перенаправляем — в правительство, прокуратуру, следственный комитет.
Очень много обращений поступает на решения судов — люди, отстаивая свои интересы, не всегда получают ответ, который их удовлетворяет.
Они пытаются оспорить эти решения. И наши юристы подсказывают, с какой новой формулировкой можно пойти в суд.
Одно из замечаний, высказанных новосибирскими общественниками по случаю Валентины Герасимовой, сводилось к тому, что вы на уровне приёмной должны идентифицировать людей с психическими расстройствами.
Это некорректное замечание. Люди сюда приходят уже на взводе. Если делать так, как нам советуют, то работать будет практически не с кем. Нужно ведь понимать, что среди посетителей много тех, кто годами пытался найти правду и уже потерял веру во всех и вся. С радостью к нам не идут. Сотрудники, которые ведут приём, понимают — если человек пришёл, плачет, ругается на жизнь и их ругает, это не означает, что здесь сплошь и рядом неуравновешенные. Это просто от безысходности.
Правда или нет, что теперь от посетителей будет требоваться справка о состоянии психического здоровья?
Конечно, нет! Я не знаю, кто и зачем передёргивает факты, но нельзя злорадствовать на трагедии, к тому же — не у одной семьи. К слову о здоровье. Я утром смотрела по телевизору обсуждение законопроекта о том, чтобы разрешить гражданам носить оружие. И главный психиатр России сказал, что каждый пятый в нашей стране страдает той или иной формой психического заболевания, а каждый второй — склонен к нему. У человека есть скрытые эмоции, но когда он возбуждён, он может что угодно сделать. До меня только сегодня это дошло — как можно людям давать оружие в свободное обращение? Не понимаю.
1176 обращений граждан рассмотрено в новосибирской приёмной «ЕР» в 2012 году
Расскажите, как велась работа с Валентиной Герасимовой, что она требовала от вас? Первый раз женщина обратилась к вам в осенью 2011 года?
Да, это было 2 сентября, сразу после того, как все вышли с летних каникул и вернулись из отпусков. Она хотела восстановить справедливость по отношению к мошеннической, по её мнению, строительной компании, к судам и прокуратуре, которая проверяла эту организацию и вынесла решение, не устроившее Герасимову. Мы находились с ней в плотном контакте, у нас было 20 встреч. Собирали данные по застройщику, работали с департаментом по строительству, консультировали её.
Сейчас в интернете пишут — плохо проверили строительную компанию.
— Но проверять — не наша функция, это задачи контролирующих надзорных органов, правительства. Мы получили ответ — нормальная, мол, компания, ни в чём не была замечена, работала по вексельной схеме с населением в 2007 году и всё это соответствовало закону. Потом векселя отменили, а Валентина Степановна требовала, чтобы нарушения были обнародованы и ей возместили все затраты, которые она понесла.
Она озвучивала сумму финансовых притязаний? Сколько денег она хотела вернуть?
Когда мы с ней общались, сумму она не называла, в заявлениях не указывала. Вообще, вопрос о выплате не стоял.
Она требовала наказать мошенников, которые не исполнили договор и не сдали ей вовремя квартиру, повели себя с ней не очень корректно.
У Валентины Степановны три родных сестры, когда мы общались 22 июля на похоронах, они рассказывали, что Валя в их семье всегда была за справедливость — выявить нарушения, найти виновных. Но никто и представить не мог, что она способна на то, чтобы поджечь себя.
А у вас какое мнение о ней сложилось после первой встречи?
Характер обращений в новосибирскую приёмную «Единой России» в 2012 году: 60 жалоб, 7 предложений, 288 заявлений-просьб, 13 обращений со статусом «бессмысленное»
Она была очень эмоциональна, раздражена. Неуравновешенна — тут же плакала и слёзы вытирала. Приходила на приём и, казалось, искала какие-то зацепки — даже не в документах, в нашем с ней общении, в формулировках, которые использовали юристы.
Сын Валентины Герасимовой Алексей рассказал нам, что документы по её вопросу попали к Путину, после чего якобы началась большая проверка. Это так?
Я сомневаюсь, что Путин лично их видел. Но материалы были в Центральной общественной приёмной, которая отслеживала наши действия.
Прошли похороны, вы оказывали финансовую помощь семье?
Скорее, организационную. Чего не хватало — тем помогли. У меня спрашивали журналисты — а что у них за семья. Но мы не задаём посетителю приёмной вопросы о семейном положении, если только человек сам не начнёт рассказывать — в противном случае это просто некорректно. Работу с родственниками Валентины Герасимовой мы продолжим, в день похорон были подняты три проблемы, не буду о них говорить.
Как себя чувствует юрист Олег Пучков, который был госпитализирован в ожоговый центр?
Он в удовлетворительном состоянии, ходит уже. Доктора обнадёжили, что пластика пальцев рук не потребуется — он получил сильные ожоги, когда пытался затушить пламя.
В тот день в приёмной что происходило?
Мы пригласили Герасимову на 11 часов утра. Молодые сотрудники побаивались — женщина обещала себя в правительстве поджечь, на площади Ленина поджечь, она об этом говорила очень эмоционально. В тот день с Валентиной Степановной общался Олег Пучков, который старше остальных. К приёмной женщину привёз сын, у них были планы на следующий день.
В версию того, что она хотела именно покончить жизнь самоубийством, не очень верится. Возможно, хотела привлечь внимание. Но не рассчитала...
На встрече Валентина Герасимова, я рассказываю со слов сотрудников, выложила пакет документов и потребовала, чтобы собрались все, кто ей отвечал. Она хотела посмотреть всем в глаза. Всех, естественно, не было, Олег предложил написать заявление, она отказалась, он предложил помочь ей и написать с её слов. Встал, пошёл за бумагой, поворачивается, а она уже сидит, облитая жидкостью, и держит в руках салфетки и зажигалку. В другую дверь одновременно зашел второй сотрудник, Денис, увидел эту картину, стал спрашивать, зачем нужны салфетки. Она объяснила — сейчас подожгу себя. Олег только и успел девочкам через стекло показать, что надо вызывать скорую и полицию, как всё заполыхало.
А вы в это время где были?
Я ехала Шило проведовать (директор новосибирского зоопарка Ростислав Шило, — прим. Сиб.фм), у него инфаркт. Тут звонит коллега, рассказывает, что случилось. Я медик, у меня первая реакция — что делать, как помочь, кто пострадал.
Приехала, все стоят обожжённые, кто-то кашляет, кто-то просто в дыму, скорая увозит, пожарная дёргает... Страшно.
Конечно, трагедия для всей семьи, Валентина Степановна была опорой для них. Мы ведь её даже трудоустраивали. Я иногда думаю — если бы мы сразу сказали, что ничем не поможем в её случае, если бы не уделяли столько внимания, может, ничего бы и не случилось? С ней ни один адвокат в последнее время не работал. Спрашивали — почему? Отвечала — никто не знает, что мне надо. Жизнь её подожгла, а мы — просто партия такая, за всё отвечать надо. Она к нам пришла, как к последней инстанции. И человек всё-таки жить хотел. С теми травмами, которые она получила, живут
Что-то изменится в организации работы с посетителями в приёмной после этого случая? Будет ли охрана? Видеонаблюдение?
Мы работаем по положению из Москвы, там нет жёстких рекомендаций к тому, что нужно устанавливать видеонаблюдение или организовывать пост охранный. Но я считаю, что в любом общественном месте, куда люди приходят с жалобами, нужно установить тревожную кнопку, как в школах, для связи с оперативными службами, вести видеонаблюдение. И обязательно должны работать психологи. Юристов ведь не учат определять, в каком состоянии посетитель, стабилен он или нет. Любой человек — опытный или молодой — в такой ситуации может растеряться, а психологи знают, как правильно реагировать. И это нужно делать не для того, чтобы отгородиться от людей, устроить отбор — кто может приходить, а кто нет. Это вопрос безопасности — и сотрудников приёмной, и её посетителей.
Люди приходят единовременно: кто-то разговаривает с регистратором, кто-то пишет заявление, у юристов люди, кто-то ждёт. Мы обсуждали, что помещение должно быть нормальным по площади, чтобы можно было распределить потоки, чтобы приём вёлся в зависимости от характера обращения — консультация, оформление заявления, просто беседа. Когда Герасимова подожгла себя, был ведь мужчина в помещении, выскочил напуганным на улицу.
Мало кого волнует, что пострадали другие люди, которые не мошенники и не суд. Сейчас девушке надо делать ФГС, а вдруг у неё ожог пищевода? Это реабилитация, лечение. Кто виноват?
Я не упоминаю про порчу их личных вещей, а про столы и стулья вообще молчу. При этом мы свою работу сделали.
Сейчас я буду поднимать ещё один вопрос. Приходит к нам мужчина и говорит: «Я вскрою вены, если и вы тут ничем мне не поможете». Наши действия на такой шантаж какими должны быть? Что конкретно мы должны делать? Какие службы вызывать? Как себя вести? Вчера пришла женщина и говорит: «Герасимова сильная, ей хватило духа себя сжечь. Мне не хватило, а я бы тоже сожгла». Вот вы бы как отреагировали?
Подпишитесь на нас в Telegram
