Героев сейчас нет

Первая премьера сезона театра «Старый дом» – спектакль «Серёжа очень тупой» по пьесе Дмитрия Данилова. Тимофей Мамлин, исполнитель роли Серёжи, уже неоднократно доказывал зрителям, что его герой на самом деле довольно умный парень, а пьеса куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. В интервью корреспонденту Сиб.фм Тимофей рассказал о том, как трудно было понять Серёжу, об участии в инклюзивном театре и своих собственных стихах.

Тимофей, спектаклю «Серёжа очень тупой» предшествовала внушительная пиар-кампания – пресс-конференции, открытые репетиции, читка, тебя приглашали на разные интервью. Получается, работа актёра не ограничивается игрой на сцене?

Основная работа, безусловно, на сцене – это роль. Но когда вышел со сцены, роль закончилась, а работа — нет. Она продолжается, даже когда ты выходишь из театра. Мне кажется, актёры всегда должны осознавать: я – это не только я, но я – это ещё и мой театр в своём поведении, словах и поступках.

Понимание этого не тяготит, а, скорее, дисциплинирует. Это не про какую-то популярность или узнаваемость, просто полезное качество, которое делает тебя более осознанным. Наши последние премьеры, «Социопат», «Серёжа», на самом деле, получили хорошую пиар-кампанию. Мне кажется, это правильный подход, и я готов всячески в нём участвовать. Что тоже часть моей работы.

На пресс-конференциях и интервью вы с режиссёром постоянно отвечаете на одни и те же вопросы: почему Серёжа тупой, что в коробке и так далее. У меня таких вопросов сегодня, к сожалению, не будет...

Ура! На самом деле, сколько бы их ни задавали, мы всё равно окончательно ответить на эти вопросы не можем, как, собственно, и сам текст Данилова. Да это, к слову, и не является нашей целью. Каждый зритель в итоге будет интерпретировать спектакль по-своему.

Да, мы выработали мнение, что в коробке нечто, «что кардинально изменит жизнь главных героев». Но мы ведь не говорим, что именно: хорошее или плохое. Это нам неизвестно.

Эдакая посылка Шрёдингера!

Материал Данилова выгоден ещё и тем, что в нём нет злодеев и нет героев... К сожалению. Серёжа ведь не герой. Чтобы стать им, он должен был открыть посылку, узнать, всё-таки, что внутри. А он её не открыл. Точнее, не дали. Это тот самый «Иванушка-дурачок», который не отправился в путешествие и не победил дракона, а просто остался дома.

Окей, Серёжа не открыл, а ты бы сделал это?

Я бы открыл!

Хочешь быть героем?

Да просто интересно, что внутри! Тут к тому же включается логика: три человека несли её в руках, они не в защитных скафандрах, там ничего не тикает... Шебуршится, конечно... Ну и ладно! Открою аккуратненько.

Ты на пресс-конференции говорил, что тебе не очень нравится сама пьеса. Причина в непонимании самого Серёжи?

Первый раз я прочитал пьесу поверхностно, и история меня не впечатлила. Данилов сам потом рассказывал, что изначально зацепился за фразу – «мы будем у вас в течение часа», от неё всё и пошло. Я этот механизм сразу понял, и дальнейший сюжет не был для меня неожиданным. Но, когда мы начали разбирать текст с режиссёром, пьеса оказалась интереснее и полнее. Это ведь не просто история про странных мужиков, которые пришли и ушли. Это история о столкновении рационального с иррациональным. История о том, что сейчас нет героев. О женском чутье. И там ещё очень много разных смыслов.

А важно ли, чтобы актёру нравился материал? От этого зависит результат?

История о том, нравится или не нравится материал – она немного условная. Это может быть до начала работы. Но потом, когда ты взял пьесу – всё, будь добр её полюбить, полюбить своего героя. Я сейчас на пути к этому.

Каким был опыт работы с режиссёром Никитой Бетехтиным? И ты, и Никита рассказывали, что много спорили насчёт материала...

Работа с каждым новым режиссёром особенна тем, что сперва вам нужно начать доверять друг другу, найти общий язык. У нас это случилось, но не сразу. Мне было сложно принять моего персонажа, его мышление. И мы активно спорили с Никитой о поведенческих мотивах героя, его логике.

Есть мнение, что спектакль «начинает жить», только когда встречается со зрителем. Это правда?

«Серёжа» – точно! Этот спектакль так построен – нам нужна реакция. И, желательно, смеховая. Здесь зрители – часть «представления», как в сериале «Друзья» закадровый смех, но только живые. Мы ещё до премьеры начали приглашать на прогоны своих знакомых. И, конечно, это мощный обмен энергией – кто бы что ни говорил, он точно существует!

После премьеры «Серёжи» ты сразу улетел с «Инклюзионом» в Ижевск на Парадельфийские игры. Как это было?

Я участвую в проекте «Юшка» – спектакль по произведению Андрея Платонова. Его мы и возили в Ижевск. Показ прошёл удачно, мы даже заняли первое место. Очень приятно! В Ижевске присутствовал мэр Новосибирска, Анатолий Локоть. Насколько мне известно, у него в планах в ближайшие годы провести в Новосибирске детские Парадельфийские игры. Поэтому он приехал перенимать опыт и заодно поддержать нас.

На твой взгляд, какая главная цель у инклюзивного театра?

Например, социализация. Ребята-студийцы получают новый уровень ответственности, занимаются творчеством – им это помогает. Плюс привлечение внимания к этой теме. Взять, например, доступную среду в Новосибирске. Где она? Её у нас нет. Возможно, если решат проводить Парадельфийские игры, к этому сроку подтянут и доступную среду. В Ижевске так и случилось. У них очень много адаптированных подъёмов, переходов – их построили специально к играм. Я надеюсь, и у нас это произойдёт. Было бы здорово!

Чему тебя учит работа с «Инклюзионом»?

Я порой смотрю на ребят и понимаю, что при своих возможностях они не ноют, не жалуются. Они выходят и делают на тот максимум, который могут, на который способны физически. Осознаёшь в этот момент:

«Блин, чувак, ты здоровый, взрослый, полноценный, а порой позволяешь себе какие-то слабости!»

Тогда собираешься и понимаешь, что всё хорошо, и начинаешь работать с удвоенной энергией! Ребята-студийцы максимально честны. Их желание играть на сцене иногда больше, чем у профессиональных артистов. Моя задача в этом деле – отойти на второй план и помочь им максимально раскрыться. С этой целью мы и ездили на Парадельфийские.

В Ижевск ты улетел сразу после премьерных показов «Серёжи». Это сложно – переключаться с одной роли на другую?

Нет, это круто! Я в прошлый Новый год загадал, чтобы следующий был насыщеннее в плане работы и её количества. Видимо, исполнилось! И в моменты, когда просто хочется выспаться или ничего не делать, тут же одёргиваешь себя: «Так, стоп! Ты ведь этого и хотел?! Наслаждайся!» Перелёты, новые города, знакомства, впечатления.

То есть эмоционального выгорания у тебя не бывает?

Наверное, нет. Все актёры много работают, у всех очень плотный график. Это просто специфика. Рутина ли это? Сидеть в офисе – для меня было бы рутиной, а здесь каждый раз новый спектакль, роль, люди. Распорядок дня – это, может быть, и рутина. А вот его наполнение – уже нет.

Недавно объявили номинантов на «Золотую Маску». «Социопат» «Старого дома» вошёл только в лонг-лист – обидно?

В некоторой степени, да! Но ничего страшного! Мы рады за нашего главного режиссёра Андрея Михайловича Прикотенко, его московский спектакль «Операнищих» вошёл в число номинантов.

По моим ощущениям, даже без номинации «Социопат» – спектакль, которым очень гордится «Старый дом». Почему «Социопат» – это круто?

У «Социопата» классная форма – визуальное, техническое оформление, в Новосибирске такого, как мне кажется, нет. Спектакль наполнен невероятной энергией, в нём очень достойные актёрские работы. И, помимо жёсткой режиссерской застройки, там есть большое поле для импровизации. Отличный текст, юмор. Когда знакомые спрашивают меня, что смотреть, я с удовольствие советую им «Социопата».

Тимофей, те, кто следят за тобой в Facebook и Vk, знают, что ты давно пишешь стихи, но публиковать их начал недавно. Почему ты решил поделиться своим творчеством с аудиторией?

Возможно, дело в том, что я долго боялся того стиля, в котором стал писать – без заглавных букв, без знаков препинания, без чётких строф, столбцов. «Слишком современно», – казалось мне. А потом вдруг перестало казаться, когда однажды некий поток сознания вылился именно в такую форму. Ну и сама мысль стала другой: более циничной и точной, что ли. В конце концов, я хочу сделать из этого нечто более внятное, чем просто посты в соцсетях. Может быть, собственную программу...

Лучше пишется когда хорошо или когда плохо?

Когда очень плохо, пишется лучше, потому что мозг находится в критическом состоянии – он максимально включён, нервы максимально оголены. В такие моменты организм требует самовыражения, требует, чтобы ты вылил всё на бумагу, стихи становятся потребностью. Это неплохая движущая сила в творчестве. Когда ты спокоен, расслаблен, порой совсем не хочется писать – а зачем, и так ведь всё хорошо?!

А вдохновение вообще существует?

Мне очень нравится выражение Пушкина:

«Вдохновение – это умение привести себя в рабочее состояние».

Если пишешь от вдохновения к вдохновению, можешь годами вымучивать из себя небольшое количество материала. Необходимо уметь привести себя в нужную форму, чтобы посвятить творчеству – развить, доработать мысль, которая пришла к тебе в момент вдохновения. Это целый труд. В театре с вдохновением то же самое.

Тимофей, о чём ты мечтаешь?

Мне иногда кажется, что, если я часто буду говорить, о чём мечтаю, оно не сбудется, будто я расплескаю эту энергию. Скажу только, что это русло творчества. Хочется создавать, хочется в какой-то момент перейти из разряда исполнительского искусства в роль создателя. А создателя чего и как, я вам пока не скажу!