Впервые акцию «Живая библиотека» провела группа датских подростков после того, как на их друга напали с ножом. Прямо на фоне книжных полок люди самых разных социальных статусов начали рассказывать про свою жизнь, отвечая на вопросы посетителей библиотеки. Акция прижилась в Новосибирске. Корреспондент Сиб.фм поговорил с бездомным, ВИЧ-инфицированным бывшим наркоманом и участником дебальцевского котла о том, к чему приводят поиски себя и о вере в свою другую жизнь. Имена героев изменены по их просьбе.
Иван, 33 года, ВИЧ-инфицированный
У меня был брат младший, царствие небесное, который не бросил употреблять наркотики и умер. Не знаю, кто из нас первый заразился, – кололись мы вместе. Я из неблагополучной семьи. Мама давно умерла, отец женился на другой женщине. Ему всегда было на меня пофиг.
По своей натуре я всегда был целеустремлённый и упёртый парень. До того как я начал употреблять наркотики, довольно неплохо зарабатывал. В 14 лет я уже работал грузчиком и развивался. Денег мне хватало на то, чтобы жить и содержать свою девочку. Не то что бы первая любовь – получил венерические заболевания. Такая жизнь гопника была. А когда деньги начали мной овладевать, началось вот это безумие.
Кололся я 14 лет. Никого не подсаживал – совесть была. Хотя, может, просто потому, что я был жадный наркоман.
На наркотики надо было где-то доставать деньги. Представляешь, у отца обручальное кольцо украл. Мы воровали – за это родители выгнали нас. Это... Всё это было.
В Дании прошла первая «Живая библиотека» после того, как на глазах у подростков убили их друга
У меня была жена, есть ребёнок. Ну а кто будет жить с наркоманом? Если он и работает, то прокалывает все деньги. Сейчас в день я трачу 500-700 рублей при хорошем раскладе. Наркоману приходится тратить две тысячи в день. Работать не получалось. Я забирал и воровал деньги у жены – не каждая девушка это выдержит.
Однажды я взломал квартиру. Тогда я даже не думал, что я вор. Меня сразу повязали, посадили. Наркоманы в тюрьме считаются блатными, и я был одним из них. Тогда я ещё ничего не знал о ВИЧ. Я думал, что это как прокажённый, держался от таких подальше. В тюрьме эти ребята сидели отдельно.
Я вышел. Ходил по притонам, много всяких штук принимал, и что-то произошло с мозгом. Мне хотелось, чтобы наркотик был внутри. Дошло до того, что денег на шприцы не хватало — я их просто подбирал на улице и промывал для употребления. Не важно было, чем и как — главное загнать. Хотел просто кайфа. Потом от наркотиков я вскрыл себе вены и попал в дурдом.
Что я нахожусь в лечебнице, я понял, когда шизофреник гладил меня по голове и говорил: «Всё будет хорошо».
Когда я вышел из дурдома, у меня не было денег даже на то, чтобы поесть. Я не хотел пить, трезвым уже жить не мог. Было невыносимо плохо. Обратился к родственникам, они дали немножко денег и попросили больше не приезжать, потому что у них дети – «ты умрёшь, они будут жить». Объяснили, что такое ВИЧ. И я начал предпринимать меры.
Знаете, чтобы заразиться, нужно быть «счастливчиком», дохрена делов наделать. У среднего человека 800 клеток, у ВИЧ-инфицированного меньше, если он не лечится. Если довести до уровня 800-1000 клеток, то можно спокойно жить, принимать лекарства, которые дают защиту, и заниматься сексом. Лекарства входят в бесплатную государственную программу. Проблема в том, что сейчас кризисы-шмизисы, а так как в России эти лекарства не производят, возможно, будет сложнее. Но до сего момента я получаю их стабильно.
Я не считаю, что моя жизнь потеряна – всё впереди. Я встал в очередь на испытание вакцины от ВИЧ. Хуже не будет – до людей её испытывают на кошечках, хомечочках, собачках. Куча разных предклинических испытаний. Не умру я – это точно.
Фёдор Достоевский заимствовал сюжет книги «Преступление и наказание» из газеты
Я построил жизнь таким образом, что люди, которые меня окружают, знают о том, что у меня ВИЧ. Те, кто кололись или колются, те, кто не хотят со мной сейчас общаться, – до свидания. Чтобы быть сильным, нужно общаться с сильными.
Сейчас я даже не буду говорить с человеком, если он пьёт. Я не хожу в бары, не хожу в клубы. Да мне неинтересно просто! Я помню свои такие пьянки. Что можно услышать от человека, который пьёт? Какой он крутой? Моей душе должно быть спокойно, чтобы я мог развиваться. По вечерам я думаю о том, как поскорее вернуться домой, купить всякой еды, погладить своего кота. Кокос зовут, белый такой. Для меня он просто Кока.
Сейчас я не блатной, и жизнь добропорядочного человека мне больше нравится. Я делаю всё, чтобы впредь этого больше не происходило в моей жизни. Провожу собрания в клубе анонимных наркоманов, занимаюсь спортом. Раньше я весил 70 килограмм, сейчас хочу 90, а там можно будет и до соточки догнать. Я развиваю свою торговую компанию, улучшаю качество работы, набираю новых сотрудников. Мы работаем с утра до вечера – не спим в офисе только потому, что нет дивана. Пока что мы на него не заработали.
Трачу зарплату на хорошую одежду, на здоровье, на жену. Недавно начали общаться с сыном. Я за него очень переживаю. Из своей жизни секрет не буду делать, всё расскажу. Если вдруг он попадёт в ситуацию – сразу повезу его в центр.
Хотите всё попробовать? Идите в притон, колитесь, умирайте, сдыхайте, поднимайтесь, если сможете, отряхайтесь. У каждого своя голова.
Моё будущее я вижу в кругу большой семьи с пятью детьми.
Игорь, 63 года, бездомный
Сам я родом из Ташкента. Работал помощником начальника Окружного дома офицеров Советской армии, проводил ХХ съезд компартии в Узбекистане, часто летал на совещания в Москву и даже был на Олимпийских играх. При товарище Черненко меня осудили за хищение и без моей воли отправили в сибирскую тюрьму. Когда я вышел, женился. Но в 2007 году супруга умерла, и я оказался на улице. Мне никто из её детей не говорил: «Иди отсюда, пшёл!» Я сам не мог оставаться.
Так вышло, что в районе Ленинского рынка повстречал таких же, как я, дельцов. Мы напились.
У меня украли и деньги, и документы. И куда деваться? Вот я и бомж.
Откровенно сказать, страха умереть не было. Потому что на улице ты в неадекватном состоянии – лишь бы не замёрзнуть, выпить. Естественно, я работал. Старался найти такую работу, чтобы можно было ночевать в помещении, даже если хозяин платит копейки. Где-то машину вымоешь, где-то огород вскопаешь, сварщиком на коттедже, потом на стройке и в пивнушках.
Однажды на улице увидел объявление приюта для бездомных. Дай, думаю, зайду, попробую. Так уже шестой год и живу. Документы, трёхразовое питание, одежда, душевые, прачечные, медобслуживание – в приюте мы чувствуем себя защищённо. Я очень благодарен. Часто задаюсь вопросом: «Что было бы, если бы не было центра?» Я не знаю. Ходил бы от ямы к яме, от бутылки к бутылке? Сейчас я уже на пенсии. Но мы (жители приюта, – прим. Сиб.фм) добровольно оказываем волонтёрскую помощь: убираем, ходим на субботники.
Если говорить о человеке, сидящем на полу и просящем милостыню, то я не считаю, что это грешно. Бывает, что человек набрал сумму и пошёл за угол пить. Но бывают люди, которые без дома остались, у них дети, которых надо кормить и самому есть. Бывает, я вижу, что человеку необходимо – и я подам. Дающему Бог подаёт.
Есть такая профессия «бомж»
Стараюсь помогать людям, которые оказались в той же шкуре, что и я. Но обжигаюсь. Едешь, находишь, привозишь, отмываешь – смотришь, ну, неохота ему жить иначе. Проще остаться на улице. Ну он не привык просыпаться утром трезвым, чистить зубы, не пить водку. Вот и всё. И что мужчины, что женщины – одинаково. Ну что вы, говорю, пойдём! А то скоро мухи белые полетят! А они мне – «нет». И каждый раз не проходишь же мимо, не отказываешься от него. В душе, конечно, костеришь. А что сделаешь? Так бывает. Надо выкарабкиваться.
У меня был знакомый обозреватель, который поехал описывать на Боткинское кладбище жизнь бичей. Да-да, они были и в Советском Союзе, только так не назывались. Так вот, журналист назад не вернулся. Стал, как они.
Просто это нежелание человека быть нормальным.
Какая разница между бездомным и тем, кто живёт в тепле? Думаю, что никакой. Человек остаётся человеком.
Главное, чтобы это когда-нибудь искоренилось. Но пока есть войны и конфликты – это будет.
Алексей, 23 года, доброволец в Донецкой народной республике
Я устал от офисной рутины. Может быть, искал какой-то взрыв адреналина. С 14 лет прыгаю с парашюта, занимаюсь дайвингом, летаю на дельтаплане – стало скучно. Набирали ребят, и я в сентябре взял билет на самолёт. В последний перед поездкой вечер я просмотрел кучу видео с этой войны. Почему это меня не остановило, я не знаю. Попасть туда было легко, потому что брали без опыта и не платили денег. Сейчас уже всё систематизировалось.
Служил в диверсионно-разведывательной группе полгода, после того как прошёл обучение. У нас были такие задачи: подрыв объектов и техники, взятие в плен и обмен пленными. Парни возвращались и целыми, ну, если с синяком на губе – это нормально. Но были случаи, когда и без ног, и без яиц, и с отбитыми почками. В Правый сектор лучше не попадаться. У каждого на этот случай была граната. Не знаю, если бы попал к ним в плен, то я бы её выдернул.
Во время дебальцевского котла мы в основном наводили артиллерию и координировали. Нет, я получал адреналин не от того, что кто-то умирает, а от самих боевых действий, от того, когда пробирался куда-нибудь незамеченным.
Перед Новым годом под Дебальцево нас расстреляли из АГТ (автоматический гранатомёт танковый, – прим. Сиб.фм), когда группа пошла в разведку. Мы попадали. Меня ранило, друга ранило. Я даже не понял, как это случилось. Посмотрел – пятно алое и кровь сочится. Ногой пошевелил – вроде целая. Кого у меня там, ранение?! Ногу перебинтовали – и через неделю бегал. Мог уехать в любой момент. Нас там не держали, тем более жителей России. Остался, наверное, из-за того, что не хотел бросать подразделение, которое во мне нуждалось. Там каждый прикрывает твою спину, и ты должен прикрывать каждого.
Министр культуры НСО, экс-директор оперного театра, православная активистка, монахиня приняли участие как книги «Живой библиотеки»
Было и мародёрство – в семье не без урода. Нам как-то дали задание поехать разобраться с одной из таких групп – мордами в пол и в комендатуру. Ценности там какие – водка и еда. Уровень жизни такой, что далеко не у каждого есть колечко. А до этого я думал, что в наших деревнях живут плохо. Когда взяли Дебальцево, люди побежали к блокпостам и хватали банки сгущёнки. Чуть не доходило до драк. Да, было такое, что еды не хватало. Идёшь на выход – берёшь на сутки две банки тушёнки, кто-то не берёт ничего. А на самом деле, ты идёшь на четыре дня. Если какого-нибудь зайца подстрелишь, приготовишь его тихонечко, чтобы дыму не было, то классно. А если нет – вершки да корешки. Естественно, между собой всё делили.
Я был самый младший. Чтобы выжить, нужно быть с головой. Не лезть на рожон, не геройствовать. У меня не было цели прославиться. Но награду новоросскую я получил.
Отношение к украинцам у меня, как к любому другому человеку. Каждого нужно уважать. У каждого есть семья и родня, у кого-то дети. Когда начинался бой, мы знали, с кем мы воюем. Там очень много людей, у которых во время мобилизации был выбор – или в тюрьму, или на войну. Многие, испугавшись, выбирали войну. В таких парней мы старались попадать как можно меньше. Выстрелил мимо – чтобы они залегли и тоже в нас не стреляли. Женщин с автоматом в руках три-четыре на всю Новороссию. В основном они медсёстры. У меня там девушка была медсестрой.
Когда я приехал домой, война снилась два раза. Банька пару дней, свежий воздух, лыжи – и нормально.
Родители о моей поездке узнали по возвращению. Друзья сказали: «Дурак».
Не нужна никому война. Вот что я понял, когда летел в самолёте обратно. Туда я больше не вернусь. Недавно я открыл компанию и задался целью вывести её на региональный уровень в ближайший год. Но если будет война с Россией, то я пойду воевать в первых рядах.
Подпишитесь на нас в Telegram
