В последнее время я всё чаще ловлю себя на ощущении, что все мы находимся на безумном чаепитии. Новосибирск прорвало, открылась кроличья нора, в которую попадали десятки людей и теперь они в изумлении пытаются понять, что делать с этим внезапно изменившимся миром. Город открыл для себя современное искусство. Причём открыл внезапно, безо всякой подготовки, так, будто всю свою историю находился где-то за пределами мировой и даже российской культуры и не подозревал, что мир многогранен, разнообразен, противоречив и непоследователен.
Тот Новосибирск, в котором я родилась и выросла, был совершенно другим. Он был молодым, свободным, открытым, пытливым, созидающим. Он был немного бунтарь и немного европеец. В нём была наука, инженерный и архитектурный гений, в нём были замечательные премьеры и вернисажи, в него съезжались сотни людей различных культур, и каждый находил в этом городе себе место и применение. Тот Новосибирск всё очень хорошо знал про классическое и современное искусство, правила эстетических споров и возможность иметь своё мнение, не объявляя непримиримую войну оппонентам. Тот город имел дерзновение и создал удивительный мир сотрудничества, взаимности физиков и лириков, уникальнейший для России социо-культурный мир.
В том городе не было провинциальности, не было страха перед новым, не было внешних врагов. Тот город ещё полгода назад всерьёз обсуждал возможность стать мировым городом. Сегодня мне это кажется невозможным. Прямо на глазах город превращается в Страну Чудес, где привычная логика перестаёт срабатывать, и необходимо придумать что-то совершенно чудесатое, чтобы добиться, наконец, от её обитателей внятного ответа на вопрос: «А как нам отсюда выбраться?»
С точки зрения эстетики современного искусства мы сегодня представляем собой уникальный арт-объект, в котором происходит перформанс и прочее контекстное действие.
С точки зрения эстетики карнавала в моём любимом городе происходит очищение шутовством. Я не хочу вдаваться в подробности скандала с выставкой «Родина», она просто катализировала ряд вялотекущих общественных процессов, развитие которых-то меня как раз и настораживает. Настораживает, поскольку прямо определяет крупнейшему мегаполису страны путь в жесточайшую провинцию, в «маленький город — маленькие мозги», где нет никакого будущего, а есть одно унылое, несменяемое настоящее. Всегда — время пить чай.
«Бедная Соня, — подумала Алиса. — Как ей, наверное, неудобно! Впрочем, она спит — значит, ей всё равно» (Льюис Кэрролл)
Первый признак этого — «поиск врага». Искусственное муссирование противоречий во власти, столь захватившее общественное внимание в последние месяцы, открыло нам пьянящий мир враждования. Город осознал, как много он упустил за последние 100 лет, избегая публичных скандалов и тыканья пальцами в считалочке «как скажу — тот будет враг!» Нам сказали: можно. И мы начали искать сферу применения.
Второй — неспособность к диалогу. Если внимательно прочитать всё, что написано и сказано за последние две недели в информационном пространстве в контексте выставки «Родина», то становится очевидным, что «стороны тупо не понимают друг друга». На тезис о попранных свободах отвечают рассуждением о хозяйствено-юридических компетенциях, на тезис о необходимости сохранения общественного баланса интересов — эстетическим памфлетом неизвестных доселе культурологов.
Каждый говорит о своём, миры и цели не пересекаются, а сталкиваются, всё больше набирая амплитуду удаления друг от друга. Это становится коньком.
Четвёртый год мы пытаемся разобраться в том, зачем нам нужен молодежный фестиваль «Интерра». Основным раздражителем, как это ни парадоксально, выступают всё те же эстетические формы современного искусства, которые являются её органической составляющей. Парадокс заключается в том, что те же люди, которые пеняют «Интерре» на клубки, пружины и пластиковых человечков, за странные инсталляции и уличный перформанс, вдруг начинают объявлять её противовесом современному искусству и свободе. То, что Центр современного искусства в Новосибирске начался с «Интерры» — уже не важно. Важно то, что форум поддерживается властью, а значит, смотри пункт первый, — всё это вполне подходит для того, чтобы противопоставить его «Родине». Причём то, что «Родина» поддерживается властью в других регионах, тоже не важно, потому что это может считаться аргументом только в логике диалога.
«Выставка „Родина“ — продукт на экспорт, яркий журнал о России, который современный человек захотел бы подарить своему зарубежному товарищу. Вместо матрёшки, балалайки и ушанки. Или вместе с ними» (Официальный сайт музея PERMM)
Ещё один безусловный признак — нетерпимость. Это, пожалуй, основное. Пристальное внимание информационных ресурсов к размышлениям людей с лозунгом «не пущать!», «не читал, но осуждаю», «ремёсла или искусство» как раз и создаёт то амбре «мракобесия», которое уже просочилось за границы не только области, но и России. В считанные дни публичный портрет города изменился. В этом городе не хотят видеть Пикассо, в этом городе нет места «Родине», в этом городе пытаются запретить всё, что не вмещается в картину мира запрещающего. Причём ранг и статус запрещающего вообще не важен — любой человек в информпространстве становится трибуном и, складывая вместе все тысячи призывов «запретить» и «зачем нам это нужно», мы создали вокруг прочный щит из «ежей», способных надёжно защитить нас от всего приходящего извне. В качестве апофеоза можно перейти к рытью землянок, в которых начинать ждать конца света.
И последний, четвёртый признак — демонизация власти. За всё, что происходит в городе, объявляется ответственной власть. Конечно, в логике иерархии управления это верно. Но ловушка заключается в том, что перекладывая всю ответственность за происходящее на власть, мы всё более удаляемся от гражданского общества, в котором высшей ценностью является личная ответственность каждого человека.
Чем больше мы апеллируем к власти, тем шире становится зона, в которой только власть принимает решение. Мы начинаем сверять свои действия не с объявленными правилами игры, а с предполагаемыми нами реакциями власти на еще не осуществленные действия, загоняя себя в ловушку детских страхов перед бабаем под кроватью. Единственный известный человечеству способ избавиться от страха — вырасти. «Вот сказка и лопнула!»
Этих четырёх признаков вполне достаточно для того, чтобы сказать: в таком городе не может быть ни дерзновения, ни сотрудничества, ни поиска нового, ни физиков, ни лириков.
В таком городе никто и никогда не смог бы придумать интернедель, монстраций, кухонь, интерр. В таком городе не появляются национальные бренды и не создаются новые технологии. Такой город не растёт и ему не нужны новые мосты и дороги.
Посещаемость Великого Устюга, «родины Деда Мороза», возросла с трех тысяч человек в год до 209 тысяч
Такой город пылится на железнодорожной станции, изредка провожая взглядом поезда, проезжающие мимо. Очень сомневаюсь, что мы хотим жить именно в таком Новосибирске.
И если уж совсем откровенно, то я опасаюсь, что в порыве страстей борьбы вокруг современного искусства, в поисках врагов и растущей нетерпимости друг к другу мы не сможем открыть миру площадку международного общения, на которой обсуждаются самые парадоксальные и передовые технологии развития науки, образования, культуры и инновационной экономики, где каждый имеет право на своё мнение и возможность высказаться, а эксперимент является правилом хорошего тона. Маленьким городкам «Интерра» противопоказана.
Подпишитесь на нас в Telegram
