В Сибирском центре современного искусства открылась выставка «Личная история» омского коллекционера актуальной живописи Олега Усачёва — едва ли не главного в регионе проводника всех важных художественных веяний в провинцию. Внушительную часть экспозиции занимают работы его земляка Дамира Муратова — самого видного представителя сибирского поп-арта, автора революционного Che Burashka и неутомимого пересмешника. Корреспондент Сиб.фм вызвался раскусить творческий метод художника и расспросил его о пафосе созидания, невинности картин и прахе Баха.
Дамир, вот смотрите, как определяют ваш творческий метод критики: «Муратов играет на контрастах, жонглирует и сочетает несочетаемое — советские пионеры и кока-кола, торговые бренды и культовые символы, мексиканская этника и японские самураи, аниме и русский фольклор». Вы отдаёте себе отчёт, что на самом деле это вторично, пошло и давным-давно не актуально?
А меня актуальность вообще-то не интересует. Никак.
100 млн долларов стоила работа Дэмьена Хёрста «За любовь Господа» (платиновый череп, инкрустированный бриллиантами) в 2007 году
Зачем вы тогда работаете с главными поставщиками сиюминутных героев нашего времени — медиа и рекламой?
Всё совсем не так. Я живу в Омске. А какое там нафиг актуальное искусство? Оно подразумевает скорость — жизни, потребления, впечатлений. Скорость большого, шумного города.
Вы так рассуждаете, будто у вас даже в Омске аудитории нет.
По сути, только там и есть. Ну, не считая людей из фейсбука. Я же нигде особо не выставляюсь, в Москве последний раз в 2007 году что-то показывал, никакой бурной деятельностью не занимаюсь. Если сравнить с теми же «Синими носами», то я просто отдыхаю и нервно курю в тамбуре. К тому же «актуальное» и «неактуальное» — это такие условности, на которые мне по большому счёту плевать. Мне интересно настоящее искусство — от древнегреческой росписи до Дэмьена Хёрста.
В большинстве ваших известных работ такой широты взгляда не наблюдается. Почему?
С популярными картинами всегда так, они «задвигают» весь спектр художника. Понимаете, это вообще серьёзная проблема. Чтобы стать легитимным, художнику необходимо добиться каких-то успехов, сделать карьеру в столице, создать свою «визитную карточку». Это же всё такая чушь, согласитесь.
Что плохого в активном продвижении своего творчества? Вам же не стыдно за то, что вы сделали.
Ну вот если до 2007 года я ещё страдал какими-то иллюзиями на тему мировой славы, то сейчас мне это абсолютно неинтересно. Я не лукавлю и не кокетничаю, правда. Просто приходит отрезвление и понимание, что попытки интеграции в западный рынок — это всё-таки другой род занятий. Художник должен создавать картины, а не заниматься продюсированием своего таланта. Я такой, знаете, самурай, сам по себе обычно. И даже когда в Москве выставки проходили, не могу сказать, что кто-то меня продвигал или я навязывался галеристам.
А вам важно, где выставляться?
Желающих устроить мне выставку не так много, поэтому вопросом выбора я не мучаюсь и обычно рассматриваю все предложения. Естественно, это не значит, что я готов представить свои работы в туалете, но в принципе мне всё равно. Главное не где, а что увидит зритель.
Работы Муратова можно увидеть в галереях Омска, Иркутска, Красноярска, Новосибирска и Москвы
Поясню. Вам какой вариант ближе — когда из ваших картин делают принты на футболках или экспозиции в музеях?
Совсем не рефлексирую по этому поводу. Какая, в сущности, разница, картина-то одна и та же в каждом случае.
Разница принципиальная. Музей, будучи чётко очерченным пространством культуры, наделён особой аурой, отношением и ожиданием людей. В нём может находиться только то, что имеет художественную или историческую ценность. За футболкой такой эстетической аккредитации не закреплено.
Не думаю, что в наше время всё обстоит именно таким образом. Это версия каких-то экзальтированных искусствоведов. Майка — отличный носитель, почему нет.
Оба варианта, безусловно, свидетельствуют о признании. При этом выставка в Европе повышает ваш авторитет даже среди тех, кто вами не интересовался. В этом смысле показательна история с прахом Баха. После Второй мировой войны прах был перенесён в церковь Святого Фомы в Лейпциге — и с тех пор в глазах любого местного священнослужителя фигура композитора приобрела сакральное значение.
Я про это не знал, хотя это никак не мешало мне хорошо к нему относиться. Что касается успеха на Западе, то он интересен только тем, кто хочет конвертировать свою популярность в деньги. Передо мной такая задача не стоит.
И у вас, и у упомянутых вами «Синих носов» прослеживается тяготение к упрощению, если не сказать к профанации художественной практики как таковой. Вы, например, часть своих картин называете гэгами, а «носы» манифестируют «низкотехнологичное искусство» и «видео на коленке». Зачем вы намеренно девальвируете автора как творца и лишаете его пафоса созидания?
Давайте так. Я парень из Тобольска, во мне этого изначально не было. Потом перебрался в Омск, который, сами знаете, такой спальный район Новосибирска. Ну какой пафос? Я стараюсь просто ко всему относиться, чувства собственной важности у меня, как художника, нет.
Хорошо, но вы ведь и качество используемого материала намеренно занижаете — используете картон, какие-то железные листы, строительный мусор. Зачем?
У холста есть определённый коммерческий заряд, расчёт на прибыль. В нём самом заложена какая-никакая себестоимость.
Естественно, на подсознательном уровне возникает желание «отбить» продукт и — ещё лучше — выгодно продать.
Пафос как риторическая категория наряду с этосом и логосом был описан Аристотелем
Картон дает необходимое чувство свободы, ведь ты ему ничего не должен. Кроме того, у него есть память. Берёшь картонную коробку и видишь, из-под чего она, что в ней находилось, сколько ей примерно лет; понимаешь, что перед этим она была макулатурой, а до этого — бумагой, а ещё раньше — деревом. Сейчас использую стеклянные ёлочные игрушки, скотч, карты, кассеты, верёвки, пакеты — в общем, треш.
То есть вы предусмотрительно лишаете картину последующей капитализации, но все равно её продаете? А смысл?
Я не продаю картины, у меня их покупают. Это большая разница. Я же не несу свои картины в салоны, галереи и офисы. Ко мне приходят друзья, кому-то про меня рассказали и посоветовали конкретную вещь — так всё обычно происходит.
Просто использование «низкого» материала нисколько не гарантирует сохранение «невинности» произведения. Как показывает арт-практика второй половины
Вы меня поймать на чем-то хотите? Я не понимаю вашу мотивацию.
А я вашу.
Так у меня и нет никакой. У меня дома забор из старых дверей составлен, я его Doors назвал — в честь группы Джима Моррисона. И что, какая здесь мотивация? Банальная нехватка денег. Ни долгих мучительных раздумий, ни серьёзной умственной работы, ничего. На балконе потом стену облепил из накопившегося хлама — чашек, чайников, обоев, щёток, рухляди всякой. И стена стала красивее. Вот примерно так и устроена моя версия диалектики маргинального в искусстве. Надо использовать то, что лежит под ногами, а не пытаться заниматься хайтек-артом, не имея никаких материалов и инструментов.
В заборе из дверей действительно ничего особенного нет. Но как только вы назвали его Doors, вы тут же присвоили ему статус концептуального арт-объекта и дали повод считать, что, собственно, ради этого всё и затевалось.
Слушайте, а как я ещё должен был назвать забор из дверей, если не Doors? Понятно, что в какие-то работы я вкладываю серьёзную, личную экзистенцию и совершенно иначе их переживаю, но в данном случае всё, правда, совсем просто.
У вас часто прослеживается один и тот же способ номинации вне зависимости от темы — понятный любому старшекласснику каламбур. И непонятно, где вы что-то вкладываете, а где забор строите.
Искусство таким и должно быть — не элитарным, а доступным. Названий, построенных на созвучиях, много, но сейчас я стараюсь отходить от откровенно комичных ходов.
Следили за историей закрытия выставки «Родина» в Новосибирске? Как оцениваете случившееся?
Оцениваю как человек, живущий в
Оппоненты Гельмана указывают на оскорбление национальных и религиозных чувств.
Как «Родина» может оскорбить чувства истинно верующего человека? Что это за вера такая, если маленькая картинка заставила во всём усомниться? Если вы сходили на выставку и разочаровались в святых для вас вещах, то, вероятно, настоящей духовной практики вы не имели, а просто жили в иллюзиях и страхе. Хотя это вполне нормальная для нашей страны история. И не только среди обывателей, но и в «интеллигентных кругах». У меня поэтому, как правило, нет друзей из мира искусства. Наш брат скучен, невежественен, глуп и нелюбопытен. Он смотрится в зеркало собственной рефлексии и пытается хоть что-то понять. Зря тратит время, в общем-то. Как сказал Джон Зорн, искусство — не зеркало, а молот. И им надо бить, а не смотреть на него.