Сегодня питерский режиссёр Дмитрий Егоров презентует в Молодёжном театре Алтая спектакль «Поток», главным героем которого стал одноимённый барнаульский микрорайон с криминальной репутацией. Корреспондент Сиб.фм выяснял у Егорова, почему гопники — это современные богатыри, лебеди из шин во дворах — самое чистое искусство, а объединяют Россию вовсе не достопримечательности, а именно рабочие окраины.
В Барнауле все знают, что Поток — это рабочая окраина города, этакие барнаульские Люберцы с гопниками, гаражами и неблагополучными дворами. Постановка будет про это?
По-моему, часть людей уже побаивается спектакля, думая, что в нём будут какие-то ужасы и рассказы про жёсткую жизнь. Ну да, Поток — место с сомнительной репутацией. Но всё не так страшно, как кажется. Будет спектакль про жизнь, попытка исследовать пространство жизни. Она ведь гораздо интереснее и сильнее любого искусства.
Фоторепортаж Сиб.фм из благоустроенных жильцами трэш-дворов Новосибирска
На Потоке однообразные дома, серые стены, гаражи. Но во дворах при этом — какие-то лебеди из шин, раскрашенные пеньки. Ведь чьи-то заботливые руки их взяли и раскрасили. Это попытка раскрасить саму жизнь, и это интересно. Всё возникло само по себе, вылезло из потока жизни. Так что спектакль будет отчасти про барнаульский Поток, хотя мы скорее берём его как некий пример жизни как таковой.
То есть действие «Потока» может происходить не только в Барнауле, но и в районе новосибирской ГЭС, томских Черемошниках, питерском Купчино?
Слово Барнаул вообще в спектакле звучать не будет. Не хочется конкретизировать, что Поток — это район именно Барнаула, чтобы спектакль не восприняли как попытку сказать о городе что-то плохое.
Везде есть рабочие районы, где в какой-то момент остановилась жизнь. Или не остановилась, но очень сильно замедлилась.
История района — это отражение движения жизни, которое произошло в стране. Вот смотри. Поток начали строить в 1956 году, так как рядом было очень много разных заводов. За три года поточным строительством построили дома. В
Год назад Дмитрий Егоров рассказал Сиб.фм, как избавить театр от некрофилии
Россия как один большой Поток?
Нет, помимо Потока есть много чего. Есть центр города — некое лицо, за которым мы ухаживаем. Как у человека: за лицом ухаживаем, а остальное скрываем под одеждой. Я не хочу сказать, что всё так уж плохо. Через Поток, рабочий район я хочу посмотреть на то, что такое страна. Я за сентябрь-октябрь проехал через всю Россию до Охотского моря. Питер, Челябинск, Новосибирск, Южно-Сахалинск. И всюду я наталкивался на замечательных людей: они неоднозначны, сложны, но всё равно замечательны.
Я вообще очень много катаюсь по стране. И чем дальше, тем больше мне начинает казаться, что жизнь гораздо сильнее, мудрее, важнее, чем то, что мы делаем на сцене.
Мы создаём искусственную реальность, а хочется попробовать поисследовать: показать жизнь через призму театра.
Едешь на поезде, и есть места, где ты стоишь минут 20. За это время ты успеваешь понять, что находишься в каком-то городе, с какими-то жителями. Но ведь есть станции, где остановка длится две-три минуты. А там ведь тоже что-то происходит.
Давайте так: это спектакль не про гопников?
Это спектакль про богатырей. Русские былины (не сказки, а именно былины) написаны по мотивам реальных историй. А там каждый раз какой-то экшн: кто-то куда-то поехал, два богатыря встретились, поехали с кем-то сражаться. В «районном» человеке богатырский дух присутствует очень сильно. Другое дело, что он не всегда находит правильные ворота для выхода. Гопники будут, но это всего лишь часть жизни, это не есть сама жизнь.
Богатырь должен совершать какой-то подвиг, делать что-то хорошее. Гопники с Потока на это способны?
91 тысяча подписчиков в группе «Оккупай-педофиляй!» в «ВКонтакте»
А что такое подвиг в наши дни? Даёт ли реальность совершить его? Понятие подвига размылось. В большинстве случаев это что-то уголовно наказуемое. Например, [Илья] Фарбер (сельский учитель, осуждённый на семь лет колонии за взятку, — прим. Сиб.фм). По сути, человек поехал поднимать деревню, совершать подвиг, а итог мы все знаем. Или идёшь ты, видишь, что на девушку нападают. Подошёл, начал драться, а грабитель упал, ударился головой — и всё. Ты хотел совершить подвиг, а получилось уголовное дело. Да те же «Оккупай-педофиляй». Педофилы, согласен, вызывают чувство полного омерзения, но и те, кто их ловят, не менее неприятны. Люди вроде бы совершают благое дело, но превращаются в точно таких же отвратительных.
Естественно, спасти девушку из пожара — это подвиг. Но скольким из нас такая возможность предоставляется? В советское время богатырь с Потока мог подойти к станку и направить свою силушку на создание чего-то этакого. А сейчас там заводов нет.
Мы пытаемся совместить реальность и былину. Захотелось человеку со злом бороться, слез он с печи, а непонятно, где зло.
Обязательно сделаем распутье: прямо пойдёшь — убитым быть, направо пойдёшь — богатым быть, налево — женатым быть. Только почему-то на всех дорогах герой оказывается не богатырём-победителем, а Иваном-дураком, который каждое испытание благополучно заваливает.
Я тоже хотел бы бороться со злом своими спектаклями. Например, Стас Михайлов для меня во много раз хуже, чем гопник из ПТУ, потому что его творчество — отрава. Вообще, это большой вопрос: на что сейчас тратить силы, с чем бороться? И все мы сейчас пытаемся найти на него ответ.
Вас ещё не успели упрекнуть в «гай-германиковщине»?
Нет. Упрекали, что я постоянно сгущаю краски. В какой-то провокативности, что ли. Но «Потока», кстати, это будет касаться в меньшей степени, это добрый спектакль. Там много юмора, не всегда весёлого, но тем не менее. В том, чтобы заставлять зрителя размышлять и делать выводы, я действительно вижу суть своей профессии. И для этого нужны разные средства, в том числе, возможно, так сгущать краски. Например, мы ставили «Леди Макбет Мценского уезда», так там Россия — одно бесконечное делопроизводство, каторжный ход, жестокость как одна из граней русского человека.
Вокруг — включаем ли мы телевизор, ходим ли в культурные учреждения — досуг исключительно обывательский, который мозг не включает, а отключает.
3 человек убила героиня повести Николая Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» из-за любви к другому мужчине
Моя задача сейчас — включать мозг, заставлять человека, пришедшего к тебе на спектакль, переживать эмоции, в том числе непривычные для него. Чтобы он открыл что-то в себе и начал думать. Если моя задача изменится, и я себе в этом признаюсь, то из профессии уйду.
Мы делали в Барнауле самые первые литературные читки — «Пьесы про сегодня». Люди, которые приходили, говорили: «Зачем нам это? Мы и так этим живём». Но мне неинтересно воспринимать театр как иллюзию. Если так, то он превращается в архаичное, музейное, никому не нужное искусство. Мы слышим на сцене фальшивые голоса, те интонации, которые мы уже не слышим и на которые не реагируем. Получается музей какой-то. А я не хочу в музее работать. Ты живёшь в 2013 году — хочется жить в
Вы говорите, что спектакль получился добрый. Я не раз замечал, что авторы и режиссёры так постоянно говорят про свои произведения, про что бы они ни были. И Василий Сигарев, и Иван Вырыпаев, например, называют свои картины светлыми и позитивными. Но аудитория в большинстве случаев считает иначе. На ваш взгляд, почему?
Наверное, и Вася Сигарев, и Ваня Вырыпаев сами побывали в таких ситуациях, о которых рассказывают. И в сравнении с тем, что они знают о жизни, их кино — это действительно светлые произведения. В них есть надежда, а в реальной жизни она есть не всегда. Я, конечно, рос не в таких условиях, но тоже среди всех этих девятиэтажек, к тому же в
Тебе уже никто не сможет доказать, что жизнь — это радуга, цветы и солнце. Ты понимаешь, что жизнь всякая, но и боли в ней очень много.
Вмешивался ли кто-нибудь в постановку «Потока»? Знаю, что подобные ситуации были раньше. Например, одна из последних: якобы возмущённые зрители писали письма с просьбой вырезать некоторые сцены в спектакле.
В письме губернатору житель Барнаула сравнил спектакль «Остров Рикоту» с акциями Pussy Riot: в постановке разделывали рыбу на бутафорской иконе
Да вроде нет. Смотря на судьбу своих коллег, как вмешивались в их работу, я понимаю, что, наверное, уже есть какая-то барнаульская карма. Отчасти грустная. Вот недавно повесили в фойе театра портрет главного режиссёра. Мой портрет. Я очень хорошо понимаю, что в любой день может случиться какая-то нелепая, непредсказуемая фигня, из-за которой этот портрет нужно будет снимать. Но я не сказал бы, что власти конкретно меня не любят. Просто, вполне возможно, воспринимают меня как питерского мальчика, который приехал покушаться на барнаульскую культуру и алтайскую самобытность. Но, слава богу, сейчас меня не трогают. Я, наверное, последний из приглашённых специалистов, который с Барнаулом работал раньше и продолжает с ним работать сегодня.
Вообще, есть такая условная театральная карта России. Каждый город может на ней появиться и точно так же исчезнуть. И Барнаул не исключение. Так что все эти «письма горожан» — это тревожные звоночки.
Изменилось ли ваше отношение к рабочим окраинам, когда работа над спектаклем подошла к концу?
В июне 2014 года Егоров поставит спектакль по книге Сергея Довлатова в новосибирском «Красном факеле»
В процессе постановки да, иногда меняются акценты. Например, сначала казалось, что Поток — это страшно, гопники. Но каждый раз, когда мы выезжали на место с художником или я сам, то там всегда почему-то светило солнце. И обшарпанные стены, рисунки на стенах, странные скульптуры начинали по-другому смотреться. Такие положительные впечатления очень сильно подействовали на придумывание «Потока». Как будто кто-то мне постоянно говорил: «Чувак, ты думаешь, это гетто? Нет, это ни фига не гетто. Всё не так плоско, как ты думаешь. Давай-ка присмотрись, подумай». С другой стороны, это не убавило грусти, потому что все мы помним историю, когда человек, поссорившись с кем-то на кассе в магазине, получил от него удар ножом. Одно другого не отменяет, нет. Это тоже часть жизни.
Такие районы, как Поток, есть в каждом городе нашей страны, и они объединяют Россию гораздо больше, чем какие-то достопримечательности.
Говорят, мол, зачем нам видеть это всё на сцене, жизнь-то и так мрачная. Да нифига она не мрачная! Если бы мы сейчас походили по району, то увидели бы много интересного. Надписи на стенах, те же лебеди из шин — это же творчество в чистом виде. Не попытка создания чего-то искусственного, это искренняя, замечательная попытка людей раскрасить жизнь.
Подпишитесь на нас в Telegram
