Нам все судьи

Журналист Юрий Решето вырос в Карасуке, учился на военного переводчика в Нижнем Новгороде, а оттуда уехал в Германию, где окончил Академию телерадиокомпании Deutsche Welle («Немецкая волна»). На его счету командировки в Афганистан, Украину, США, Эфиопию, Норвегию. Помимо репортёрской работы, Юрий снимает фильмы о России для немцев. В первых числах февраля корреспондент Deutsche Welle приехал в Новосибирск по приглашению Гёте-Института и провёл мастер-классы для студентов. Корреспонденту Сиб.фм Юрий Решето объяснил, почему Deutsche Welle — это не Russia Today, как в Германии борются со «лживой прессой» и чем Берлин отличается от Новосибирска.

Вы снимаете фильмы о России для немецкого зрителя. С какими трудностями приходится сталкиваться?

Главная трудность — как найти баланс между ожидаемым мнением, мейнстримом, тем, что хотят увидеть. Как правило — снег, просторы, Россия — как очень большая страна, русская душа, которую немцы пытаются понять, но никак не могут. А что же такое настоящая Россия? Я не могу показать в фильме всю Россию, этого никто не может сделать. Я снимаю фильмы о каком-то кусочке страны, о каком-то определённом этапе жизни россиян, о каком-то месте и контексте. И вот чем больше сужаешь ракурс своего репортажа, тем интереснее становится смотреть, потому что есть возможность проникнуть вглубь темы.

Как выбираете места для съёмок?

Поскольку у нас телевидение, это картинка, она должна быть красивая, фактурная или необычная, потому что интересно смотреть на то, чего нет рядом. Если вы снимаете фильм про Африку, вам наверняка захочется показать какие-нибудь пустыни, слонов — это же Африка!

Да, это стереотипы, но они имеют место быть. Вопрос в том, как вы с ними обходитесь.

Показываете ли вы только слонов и только фольклорных танцоров, или вы показываете ещё, помимо этого, другую жизнь, другую Африку. Я стараюсь в своих фильмах делать и то, и другое.

Бывает такое, что редактор настаивает на том, что в кадре должна быть, например, матрёшка или водка? Приходится спорить о подобных вещах?

По поводу матрёшки и водки вы, надеюсь, утрируете, потому что так никто не думает. И медведей уже никто не ждёт в фильмах о России, не такие уж немцы глупые и наивные, чтобы думать, что медведи ходят по улицам. Нет, у нас огромный интерес к России в СМИ, потому что между Германией и Россией много связей. Это не только экономика, но и эмоции: была Вторая мировая война, была ненависть, потом какое-то сближение, очень много эмоций!

Ни у испанцев, ни у французов, ни у итальянцев нет стольких эмоций, связанных с русскими, как у немцев.

Поэтому всегда эти фильмы очень эмоциональные.

Что касается споров с редакцией — да, бывают такие моменты, когда есть визуальные стереотипы. Если фильм про зиму, им хочется видеть снега. Я не возражаю, я считаю, что это хорошо, мне самому нравится снег, потому что я его люблю. Другое дело, что многие редакторы хотят видеть это сразу в начале фильма. «А вот покажи равнину заснеженную, это ведь зима!». С одной стороны, я могу понять, это привлекает внимание. С другой стороны, мне хочется как-то по-другому это показать. Но это уже художественные, эстетические, не идеологические проблемы.

Приходилось вырезать какие-нибудь сцены по просьбе редактора?

Нет, у нас абсолютно всё спокойно.

Единственное, в фильме «Дети тундры» мы очень долго монтировали сцену с глазом, когда девочка ест мозги.

«Дети тундры» — документальный фильм Юрия Решето, вышедший в 2012 году

Чтобы люди не говорили «фу, какая гадость», а чтобы это было интересно. Это вопрос монтажа. Благодаря улыбке девочки и каким-то другим отвлекающим музыкальным моментам эта сцена перестала быть дикой, как какая-то чукотская семья ест глаза и мозги.

Вы уехали из России в 1993 году. Какие изменения здесь замечаете?

Изменения мнений в обществе: появилась какая-то настороженность, даже агрессивность по отношению к Западу, к образу жизни, западным СМИ. И я никого не упрекаю за это. Мне как журналисту интересно, почему это случилось. Я наблюдаю агрессивность в российских СМИ по отношению к Западу. Многие вещи, которые о Европе, о Германии в том числе, совершенно не соответствуют действительности. А на бытовом уровне люди душевные, милые, мне очень приятно бывать в России. Но я общаюсь со своими друзьями и людьми, заинтересованными в общении со мной.

На ваш взгляд, наша страна европеизируется? Существует мнение, что Россия избрала не свой путь, а европейский, от этого и все проблемы.

Пётр I, когда прорубил окно в Европу, принёс прогресс в Россию. Этого никто не станет отрицать. Я считаю, что европеизация России, если таковая вообще есть, может принести только прогресс, добро и человеческие ценности.

Но то, что очень часто говорится в русских СМИ, о якобы загнивающих аморальных нравах, о «гейропе», мне очень неприятно слышать.

Сходите в немецкие школы, посмотрите, как там строго следят за воспитанием детей, как бережно относятся к истории, как тщательно анализируют Вторую мировую войну, немецкую роль в этой войне, как обходятся с чувством вины. Ведь уже третье поколение чувствует эту вину. Но я не знаю, как в России обсуждают, например, сталинский террор.

Чем Берлин, на Ваш взгляд, отличается от Новосибирска?

Среднегодовая температура в Берлине — +9,9 °C

В Берлине теплее, у нас сейчас +10, зима очень тёплая в этом году. Берлин — очень зелёный, толерантный во всех отношениях город, который принимает всех и пытается интегрировать всех, пытается прислушаться к разным мнениям. В Берлине очень популярны опросы общественного мнения, которые влияют на городскую политику. Этим он отличается. Берлин был разделён стеной, в нём существовало не только две страны, но и две враждующие системы — капитализм и социализм. Теперь город пытается соединиться. Это потрясающе интересный исторический эксперимент! И в плане архитектуры, и в плане социологии. На мой взгляд, Берлин — самый необычный город Европы. Хотя мне в нём не всё нравится.

Что именно?

Не нравится современная архитектура, то, что строится сейчас.

У нас, к сожалению, тоже есть инвесторы, которые платят деньги, покупают участки и делают город таким, каким они его видят.

Как Вы считаете, возможно ли сейчас создание общественно-правовой системы СМИ у нас в стране?

Насколько я знаю, попытки есть. Но я не могу ответить на этот вопрос, потому что не очень осведомлён о рынке российских СМИ. Но я точно знаю, что наш первый канал (ARD, — прим. Сиб.фм) и ваш Первый канал — это небо и земля. И не в категориях плохо-хорошо, а потому что совершенно разные вещи.

Где сейчас получать достоверную информацию, если человек действительно хочет разобраться в ситуации?

Deutsche Welle («Немецкая волна») — немецкая медиакомпания, существующая с 1953 года

Любому образованному и грамотному человеку стоит заглядывать за пределы «ящика», потому что телевидение — это односторонняя подача информации. Я, конечно, не с утра до вечера смотрю русское ТВ, но иногда выборочно включаю. И всё равно, какой канал, Первый, второй, НТВ. У человека есть потребность в разносторонней подаче информации. А я на государственных телеканалах слышу только одно мнение, этого мало, мне кажется. Поэтому нужно смотреть в Интернете, но это тоже опасно. Интернет — это ведь большая помойка, которую нужно разбирать, что хорошо, а что плохо. Газеты нужно читать.

Вы считаете, что в Германии полная свобода слова?

Свобода слова — это то, к чему мы все стремимся. Я считаю, что в Германии свободы слова больше, чем где бы то ни было из тех стран, в которых я был. Но мы же говорим не только о государственном или об общественно-правовом телевидении, у нас же есть и частные каналы. Там тоже свои заказчики. Я не могу вам привести пример вопиющего нарушения свободы слова, но наверняка есть такое понятие, как «ожидаемое мнение», и, наверное, на частных каналах больше поддерживаются стереотипы о России, чем на наших общественно-правовых. Потому что мы задумываемся, о чём говорим, мы очень осторожны в оценке происходящего.

А немецкие журналисты разве не скованы своими редакционными кодексами? У Deutsche Welle есть свой кодекс?

У нас есть такой кодекс, и я надеюсь, что он, наоборот, развязывает нам руки, потому что там общечеловеческие, общежурналистские ценности — объективность, непредвзятость, надёжность информации, плюрализм. И я бы не сказал, что эти стандарты меня сковывают. Меня на мастер-классе спрашивали, кто заказывает, какие стратегии? У нас нет такого, мы свободно вещаем. С другой стороны, у каждого редактора есть свои пристрастия и мнения. Иногда спорим. И мы тоже ошибаемся, но мы же все люди.

В чём главная цель Deutsche Welle?

В независимой журналистике, которая позволяет посмотреть на мир сквозь европейские очки. Это значит, что мы придерживаемся европейских стандартов, ценностей в нашей работе. Мы стараемся не занимать позиций, мы нейтральны, ведь наша аудитория — весь мир.

Понимаете, если мы займём конкретную позицию в том или ином конфликте, то кому-то из нашей аудитории обязательно не понравится.

Поэтому мы стараемся быть очень нейтральными.

Есть ли у Deutsche Welle задача представить Германию в выгодном свете?

«Институт развития прессы-Сибирь» признан иностранным агентом

Мы стараемся честно показать Германию. Мы заинтересованы в том, чтобы Германия была в положительном свете, но стараемся показать её объективно. Сообщаем о демонстрациях так называемого движения PEGIDA (Патриотические европейцы против исламизации Запада, — прим. Сиб.фм). У нас в декабре были известные на весь мир демонстрации, где под прикрытием протеста против исламского терроризма выходили на улицу люди, которые проповедовали ксенофобию, праворадикальные или даже неонацистские взгляды. И об этом мы не умалчивали, мы объясняли — это 17 тысяч человек, огромная цифра, но в Германии живет 83 миллиона. И 17 тысяч вышли с такими лозунгами, хотя не все из них так радикально настроены, а 23 тысячи вышли на антимитинг. Это сравнение важно показать. Мы в Германии это понимаем, а люди во всём мире — нет. Поэтому нужно быть очень осторожным с такими новостями, но это не значит, что мы их умалчиваем.

Германия — это страна, которая породила немецких мыслителей, поэтов, музыкантов, страна немецкого языка, Гёте, Шиллера. И мы стараемся эти ценности тоже донести до людей.

А в чём отличие Deutsche Welle от Russia Today?

Посмотрите и то, и другое. Мы совершенно по-разному показываем конфликт на Украине, в наших передачах даём возможность высказаться обеим сторонам, это объективная подача информации. Мы не принимаем ни российскую, ни украинскую сторону. Мы стараемся дать проверенные факты. Я думаю, что в Russia Today больше комментария, оценки ситуации, и она пророссийская, потому что это Russia Today.

А главное отличие от нас — у них намного больше денег. Это мы видим. Мы не знаем, какой у них бюджет, но мы видим, как они работают.

Не буду оценивать эту работу в профессиональном плане, но это очень дорогая работа в денежном эквиваленте: у них потрясающие включения, там вух! бах! миллион корреспондентов в разных странах.

У нас, к сожалению, всё гораздо скромнее. У RT девиз что-то вроде «говорить о том, о чём не говорят другие». Он, конечно, на руку людям, которые сейчас протестуют у нас против лживой прессы: «Вот смотрите, у нас есть Russia Today, которая говорит то, о чём вы не говорите». Ну и пусть, это другое мнение. Их никто не запрещает, никто их не ругает.

У вас люди протестуют против «лживой прессы», точнее, против её однобокости. А однобокость по отношению к чему?

Это выражение Lügenpresse (лживая пресса, — прим. Сиб.фм) пошло после серии протестов о так называемой исламизации, лозунгов Патриотических европейцев против исламизации Запада, когда вышли на улицы ксенофобы и праворадикальные люди. В первую очередь они обвиняли основную прессу в неправильном освещении событий о них. Им казалось, что мы обвиняем их в ксенофобии, а они такие белые и пушистые. С другой стороны, они не шли нам навстречу, не хотели давать интервью, постоянно прогоняли журналистов, отбирали камеры, были очень агрессивно настроены. Вот так родилось это выражение Lügenpresse. Вообще, это выражение нацистское. Оно появилось в 30-е годы, вроде слов Entartete Kunst (дегенеративное искусство, — прим. Сиб.фм). Это одно из очень опасных слов. Именно поэтому неологизм «лживая пресса» стал антисловом года в Германии.

И как со «лживой прессой» будут бороться?

У нас тоже бывают ситуации, когда нужно быстро делать новостной сюжет и нам присылают картинки, которые не всегда удаётся проверить. И было однажды, что журналист утверждал, что мы видим на экране сепаратистов, или, как мы их здесь называем, повстанцев, а на самом деле это была украинская армия. В общем, такая была ситуация, буквально 10 секунд, не больше. Но бдительная публика, которая обвиняет нас в однобокости информации, это увидела. Они написали письмо руководству, стали разбираться. Разумеется, это письмо получило огласку в Интернете. И на первом канале (ARD) ведущий извинился за этого репортёра. Он сказал: «Да, мы сделали ошибку, да, мы неправильно показали, мы показали не тех, и за это мы извиняемся». Я считаю, что это правильное, честное отношение. Ведь вопрос не в том, делать ошибки или нет, а вопрос в том, как ты с этим обходишься.

Идеальный город Сибири по версии берлинского архитектора

Вы говорили об антислове года, а в топ-10 слов года в Германии вошло слово Russland-Versteher (понимающий Россию, — прим. Сиб.фм). У этого слова появилось негативное значение?

Это слово очень глупое, оно родилось в 90-е годы, так называли корреспондентов, которые ехали в Москву и пытались всему миру объяснить, что происходит в России. В принципе Russland-Versteher — это человек, который понимает Россию. Потом это слово изменилось, и его коннотация изменилась. И теперь этим словом называют тех, кто пытается оправдать Россию, в частности в конфликте с Украиной, пытается оправдать Крым. Поэтому это слово получило негативный оттенок. Не важно, что говорят другие, украинцы, немцы, весь мир, есть объяснение, это нужно понять, этим нужно проникнуться, это нужно простить. Поэтому такой вот Russland-Versteher. Но в принципе, выражение-то хорошее. Ведь задача журналистов — дать понять, а не, например, примирить.

Что Вас удивило на мастер-классах в Новосибирске?

Очень разная публика. И пиарщики, и рекламщики, и начинающие журналисты, и настоящие журналисты, и преподаватели, не всегда согласные с моим мнением. И мне приятно, что в этой аудитории идёт открытый диалог. Это показал сегодняшний день, когда у нас были очень разные мнения и взгляды на одну и ту же тему. Когда публика сама продолжила начатую мною тему (этические стандарты в журналистике) и просто взвелась. И я понял, что это их волнует, они высказываются на эту тему открыто. Мнения были разные, но мы при этом не подрались, а очень спокойно, вежливо, аргументативно провели эту беседу. Если у кого-то что-то останется после этого дня, я буду очень рад.

Вам вчера несколько раз задавали вопрос: «Кто такой хороший журналист?» А каким журналистом лучше не становиться?

Лучше не становиться журналистом, который выпячивает себя. Нужна, конечно, определённая степень самолюбия. Мы — люди, на которых смотрят, которых слушают, мы идём сами в эфир, и мы должны любить себя, иначе это будет неестественное поведение в кадре, неуверенность. Но когда человек выпячивает себя, когда пытается показать себя, а не то, о чём говорит, меня это бесит. Это единственное.

А так, плохой журналист или хороший журналист, сказать сложно: для кого-то он один, для кого-то другой.

Профессия такая, на которую смотрят все, и в отличие от врача, машиниста или сталевара, нам все судьи. Все считают, что они имеют право нас критиковать, потому что мы говорим об их жизни. А жизнь мы знаем лучше. Поэтому очень сложная у нас профессия. Но интересная.