Спустя год после суда над режиссёром «Тангейзера», назначения Владимира Кехмана директором НГАТОиБ и проведения митинга в защиту свободы творчества Новосибирский оперный театр продолжает оставаться территорией открытых и подковёрных конфликтов: Кехман против общественников, Кехман против госэкспертизы, Кехман против всех. Однако мнение самих работников театра не так однозначно, как может показаться. Корреспондент Сиб.фм поговорил с сотрудниками НОВАТа, пожелавшими остаться анонимными, и выяснил, что они думают о новом руководстве и произошедших в театре изменениях.
БЫВШАЯ СОТРУДНИЦА ТЕАТРА
Помню, что премьера «Тангейзера» прошла с успехом. А после началось. Эти разговоры, митинги... Я лично сходила посмотреть на митинг православных активистов. Тогда многим было интересно, как это выглядит. А 5 апреля, когда шёл митинг в защиту свободы творчества, я была занята, но видела митинг со стороны. В оперном все, конечно, знали о нём; так что, наверное, кто-нибудь из сотрудников на нём и побывал.
Что «Тангейзер», что «Лебединое озеро»... Единственная разница только в том, что где-то больше репетиций, где-то меньше. Все в основном инертные, как обычно. Вот если бы всех погнали, то, может, и была бы хоть какая-то забастовка; наверное, все считают, что это забота начальства больше. Кто-то в какой-то мере, конечно, и был возмущён. Лично я отнеслась к произошедшему спокойно: даже и не ожидала, что дело до такого скандала дойдёт. Ещё подумала: хорошая реклама для Кулябина, многие режиссёры мечтают о таком. Помню, как после «Тангейзера» некая комиссия запрашивала видеозаписи всех спектаклей — даже детских, типа «Теремка» и «Трёх поросят»: искали, вдруг и там что-то подобное есть.
Но то, что «Тангейзер» в итоге сняли, — в театре всем, по большому счёту, по барабану.
Я считаю, что у нас всё-таки светское государство. Это основное и главное. И в то же время я не против религий в нём. «Тангейзер» — нормальная и спокойная постановка, по сравнению с тем, какие ещё бывают. Вот пускай придут и посмотрят «Риголетто» в оперном — что же по поводу этого не возмутятся? Или тот же «Фауст»: там-то вообще стриптизёрши участвовали. Почему никто не возмутился? Наверняка кто-то надоумил митрополита заявление писать; сам-то он в театр бы не пошёл, не знал бы вообще ни про какой спектакль. Кстати, после скандала с «Тангейзером» некоторых работающих в храмах артистов хора из НГАТОиБ уволили. Из-за того, что они участвовали в той постановке. Но потом их снова взяли на работу.
Когда появился Кехман, в театре все уже, конечно, узнали из интернета, что это «банановый король», что репутация у него странная... Хотя некоторые слышали о нём и хорошие отзывы: от коллег из Михайловского театра. Например, если его попросят купить какие-нибудь вещи, будь то реквизит, аксессуары или костюмы, — он покупает всегда.
С Мездричем в отношении покупок было плохо. Он говорил: «Напишите мне».
На этом всё и заканчивалось.
Рассказывали, что как-то раз кто-то из сотрудников просил Мездрича служебное помещение отремонтировать, которое не ремонтировалось несколько десятков лет, — он снова сказал: «Напишите мне, всё сделаем». И результат ясен: естественно, что нет... Поэтому, конечно, многие думали: ну, наконец-то, сменится директор и, возможно, станет лучше. Я примерно так же думала. Должно же это было уже когда-то произойти.
Моё мнение о руководстве такое. Про Кехмана я знаю мало. Ну, а Мездрич... уж не стоит его считать каким-то хорошим-идеальным, борцом за культуру, искусство и свободу. Это обычный чиновник на высокой должности, каких очень много сейчас. Просто после «Тангейзера» его возвели в либералы и демократы. На самом же деле это просто так получилось, и ничего общего у него с этими идеалами нет.
Песня Мадонны Jump была использована в спектакле «Онегин» в постановке Тимофея Кулябина
Но один раз я слышала и кое-что хорошее про Мездрича. Причём от того человека, который лично с ним дело имел. Сюжет, придуманный Кулябиным, был довольно смелым, да. И когда на режиссёра вдруг начали катить бочку, Мездрич заступился за Кулябина, но только потому, что Кулябин очень хорошо свою работу делает, соответственно, дивиденды приносит. Мездрич таких работников старался держать при себе, платил им больше. Вот и получилось, что получилось. Кехман, очевидно, вовремя подвернулся кому-то из высокого начальства, после чего и решили его директором назначить. Вроде как, скандал невероятный, срочно директора нужно менять. В театре же многие считают, что у Кехмана существуют на то кое-какие личные финансовые интересы.
Конечно, все сотрудники оперного ожидают повышения зарплат, улучшения условий работы. Есть у нас люди и в хоре, и в оркестре, и в балете, которые получают заметно больше остальных, но в основном зарплата 20–25 тысяч. А у кого-то и 18. Бывает и вообще маленькая: у людей, которые шьют костюмы, рисуют занавесы, декорации изготавливают и так далее. Рассказывали, что когда Кехман к ним приходил и узнавал, сколько они получают, то удивлялся: «Вы как вообще живёте на такие деньги?» На собрании говорил, что для повышения зарплат нужно увеличивать количество зрителей. Обещал, что «раскрутит» наш театр в этом направлении, что при его руководстве Михайловский занял хорошие позиции в Петербурге.
Работник НОВАТа обязан воздержаться от публичных высказываний, суждений и оценок о деятельности театра и его руководителей, если это не входит в должностные обязанности работника, согласно кодексу этики
Правда, период работы Кехмана я почти не застала и не успела заметить никаких изменений. Кроме начавшегося ремонта. Видела даже комиссию, которая ходила и составляла бумаги: что в гримёрных балета и хора подлежит обновлению. Сейчас переделывают концертный зал. Не знаю, на какие деньги делается этот ремонт, но мне кажется, что это в любом случае хорошо. При Мездриче всё было бы так же, как и в 70-х—80-х годах.
С момента начала ремонта я больше там не была. Хочу в ближайшее время зайти и посмотреть сама, как всё изменилось. О проблемах акустики ещё с открытия театра всем известно, и пока что вроде бы их не устранили. Но внешне, внутри, оперный лучше стал; всё делается, чтобы заинтересовать людей НОВАТом. Кстати, новое название мне сначала не понравилось: возникала ассоциация с названием какого-то завода. Но сейчас я уже привыкла и отношусь к нему спокойно.
СОТРУДНИК ТЕАТРА
Многих не устраивает работа режиссёрского управления: хамство, крики, ор уже в порядке вещей. Конфликтовать с непосредственным руководством ни один артист не хочет, иначе просто перестанут ставить в спектакли. Либо сделают так, что вокалист будет петь маленькие партии — до тех пор, пока за него не вступится более весомый в театре человек (подобное, кстати, уже бывало). Также график работы и расписание занятости солиста в репетициях или на уроках с концертмейстером составляются только на грядущий день, а что будет послезавтра или через неделю, у нас не знает никто, в то время как в других театрах работники знают о своей занятости на год вперёд.
Владимир Кехман — художественный руководитель Михайловского театра, а также член его попечительского совета
К Кехману можно попасть как раз только через режиссёрское управление. Он же сказал нам однажды, что если будут к нему какие-то вопросы, то нужно подойти к заведующей оперной труппой, и она за ручку нас к нему приведёт. Может быть, это было понято превратно, но в результате получается, будто бы к Кехману просто не пускают. Попасть к нему способны лишь единицы: ведущие солисты, пользующиеся авторитетом. И к ним другое, вежливое отношение со стороны режиссёрского управления. Но большинство обычных исполнителей находится в иной ситуации и совершенно не знает, как эту проблему разрешить.
Все боятся сами подойти к Кехману: как он отреагирует? Вдруг он встанет на сторону, скажем, нашего непосредственного начальства?
Тогда тому, кто решился с вопросами лезть, возможно, придётся уволиться, его просто выживут.
3600 рублей — стоимость абонемента на четыре спектакля в НОВАТе
Что касается Кехмана, то нельзя сказать, что он кого-то зажимает или выгоняет. Нельзя сказать, что он заносчив. Наоборот, он очень даже мило со всеми здоровается, проходя по коридору; старается быть вежливым по отношению к коллективу. Собрания проводит, но поговорить напрямую с ним трудно. Вокруг него постоянно крутится кто-нибудь из начальства. Они прямо трясутся и боятся, что мы подойдём и начнём ему что-нибудь говорить. Хотя явного повода, чтобы к нему подходить, ни у кого пока и не было. За исключением одного вопиющего случая. На днях на 61-м году жизни скончался дирижёр Александр Олегович Большаков, который проработал в нашем оперном около 30 лет: полжизни! Но Кехман запретил проводить церемонию прощания внутри театра, объясняя это тем, что у нас не похоронное бюро. Правда, выделил три тысячи рублей на венок. А на похороны собирали всем коллективом: оркестр, хор, балет, опера — кто сколько мог.
Весь коллектив театра возмущён, и в то же время все молчат, потому что боятся потерять работу.
Владимир Кехман награждён орденами Сергея Радонежского и Серафима Саровского за спонсирование реставрации церквей в Санкт-Петербурге и Гамбурге
Вообще Кехман прекрасно знает оперу и балет, мог бы уж и адекватно оценить, что в театре-то происходит. Мездрич ведь ни одной оперы до конца не досмотрел: он был чисто хозяйственник. И ещё мог уволить просто так. Был случай, когда он и его заместитель уволили известную в Новосибирске солистку оперы. Она была в прекрасной вокальной форме и просила дать ей доработать год, чтобы потом достойно уйти на пенсию, но ей ответили, что театр больше не нуждается в её услугах, вынудили написать заявление об увольнении. И даже служебный пропуск велели сдать, чтобы она не могла даже в театр прийти.
Кехман, кстати, обещал всем зарплаты поднять. Пока не поднял. Но ведь он только пришёл, обновляет репертуар. Помню, при бывшем директоре одна премьера в год шла, да и то всё какие-то мюзиклы — оперы классической почти и не было. А Кехман в этом плане молодец, классику ставит.
Если честно, меня уже больше устраивает то, что происходит сейчас, при Кехмане.
А то, что с «Тангейзером» так вышло — так все предупреждали Кулябина, чтобы он не затрагивал тему Христа.
А он, может, в силу молодости и неопытности не подумал об этом и влез туда, куда не стоит. Сам спектакль был хороший, но какую-то там деталь уж можно было убрать.
Сейчас новый ремонт мне нравится — красиво. Относительно него нет недовольных. Все кресла в зале поменяли. А то ведь раньше и не разобрать было, что громче: оркестр или те скрипучие кресла. Кажется, только с акустикой стало хуже, это многие заметили. Но я не могу сказать, что новое название как-то всех покоробило, что все прямо им недовольны. Это ерунда всё. Если людям будет нормально житься при нём, то какая разница? Тем более, что официально и юридически всё осталось так же: НГАТОиБ. «НОВАТ» — это типа как псевдоним. Ну, как Дима Билан: он всем известен как Билан, а по паспорту другая фамилия.
«Рестораны Дениса Иванова», РЖД, Газпромбанк и аэропорт Толмачёво — официальные партнёры НОВАТа
Из того, что для нас хуже стало — служебный буфет. После ремонта он подорожал, порции стали меньше, чем раньше. Чтобы пообедать, надо 300–350 рублей, а перекусить — около 200. Мне кажется, для сотрудников могли бы сделать и какие-то скидки. Тем более, что зарплаты пока не увеличили. А ещё недавно вывесили для сотрудников «Правила поведения за кулисами во время проведения спектаклей», целый список. Среди прочего там указано, что в сценических костюмах нас теперь не покормят. Получается, кто не успел, — будет работать на сцене голодным, либо придётся приносить еду с собой. Но тогда зачем вообще нужен служебный буфет?
Все артисты надеются, что будет больше работы, ждут повышения зарплат. Поскольку репертуар обновляется, за год появился «Борис Годунов», «Севильский цирюльник», «Турандот», «Аида». Сейчас выпускается «Отелло». «Семён Котко». Говорят про «Иудейку» Галеви. И вместе с тем периодически кто-нибудь говорит: ребят, будет сокращение, Кехман десять штатных единиц планирует убрать. Не знаю, откуда этот слух. Пока что никого не уволили.
СОТРУДНИЦА ТЕАТРА
Относительно творческой составляющей изменилось много чего: как в хорошую, так и в плохую сторону. С одной стороны, со сцены Михайловского к нам был перенесён «Спартак» Ковтуна, и при этом был сохранён «Спартак» Григоровича. И это прекрасно: у зрителя есть выбор. Но коллективу не нравится, что сняли некоторые уже полюбившиеся кассовые спектакли. Все боятся, что будет снят балет «Корсар», который в нашем театре лучший в России: с выплывающим кораблём, постановка дорогущая и красивая. И если будет перенос «Корсара» из Михайловского театра взамен «Корсару» нашему, то это тоже будет неприятность. Вообще было бы хорошо, чтобы постановки, составляющие основу политики нашего театра, были максимально сохранены.
Многие бесятся, что убрали «Фауста» Гуно. Но его убрал не Кехман, а Мездрич, потому что там действительно пришли в негодность декорации. Это как с автобусами, которые увозили зрителей в Академгородок: почему-то город делегировал эту заслугу Мезричу, но их не Мездрич ввёл, а губернатор Юрченко; сейчас Юрченко нет, вот и автобусов нет. Остальные спектакли были сняты c репертуара уже после Мездрича.
Объективности ради нужно сказать: многие европейские театры не держат в репертуаре один и тот же спектакль пятнадцать лет.
Кехман в этом плане более западно мыслит, и до некоторых его видений нам пока ещё очень далеко.
Коллективу не нравится, что стало меньше спектаклей, потому что зарплата зависит от количества выходов. Правда, идёт репертуарное обновление: концертные постановки, быстро перенесённые из Михайловского, и совсем новые, — просто одновременно. Для артистов самое главное ведь — быть всегда нужными.
А всё то болото, которое возникло за последние несколько лет в театре, уже очень многим поднадоело. Были ведь какие-то дешёвые мюзиклы в основном.
Экс-губернатор Василий Юрченко — о главных общественно-политических событиях Новосибирска
Сейчас опер ставится много. Столько премьер за один год работы ни при одном директоре у нас не было.
Ещё у нас появился новый главный дирижёр Юровский, необычайно талантливый человек. Артисты просто в восхищении от работы с ним. Он знает репертуар, на высокопрофессиональном уровне разбирается в балете, в опере, в голосах, прекрасно понимает, какому артисту какие партии нужны. Когда он приехал, он всю труппу посмотрел и послушал: от самых молодых, студентов, заканчивая пенсионерами. Всех на видео записал, что-то пометил в блокноте, и теперь прекрасно знает возможности любого исполнителя. Это уже о многом говорит. И если бывшим дирижёром репетиции проводились редко, то Юровский, наоборот, репетировать любит. На мой взгляд, лучшее время нашего оперного было при дирижёре Исидоре Заке; нам нужно стремиться к тому же уровню.
После ремонта интерьеры театра мне нравятся больше, но я не нахожу их красивыми. Просто в любом случае приятнее смотреть на что-то новое, чистое, а не на гниющее и ломающееся. То есть особого восхищения от интерьеров, которые были до этого, я тоже не испытывала. Они были очень аскетичными, скудными: такова была мода «верхушки» сорок пятого года. Но с того времени многое изменилось. И естественно, что после ремонта стало более современно. По мне, так за те же деньги можно было бы сделать и красивее.
Большинству зрителей и работникам театра всё это, наверное, нравится. Но как может понравиться новое название? Оно ведь ужасное, все смеются. Предыдущее, конечно, тоже смешное, но оно хотя бы законное. Тогда говорили: «НГАТОиБ сидели на трубе...», а сейчас?
«НОВАТ» — это ведь вообще контрацептив.
Причём многие про это специально гуглили, а я уже и раньше знала, что «NOVAT» — это внутриматочная спираль. И кому только взбрело в голову так театр назвать?
Относительно согласованности или несогласованности ремонта могу сказать, что это всё-таки строение двадцатого века. С точки зрения культурной ценности это не Акрополь и не Колизей. И разумеется, что когда рушат памятники древнего мира, на душе становится больнее, чем когда устилают ковролином паркет сорок пятого года. Обидно только за красивую хрустальную люстру, на которую когда-то весь город скидывался. Она сейчас на складе. И я думаю, что после Кехмана её вернут, потому что это святое: люди всем миром собирали.
Я не согласна с Кехманом в том отношении, что он начал сразу свою политику с каким-то гонором. В каком-то роде это самозащита: вот я весь такой в домике, вот я такой крутой, не смейте ко мне и близко подходить. Но я прекрасно понимаю горожан, которых это обижает.
Когда приходит на твоё поле некто «чужой», начинает «толкать свой Талмуд», абсолютно не считаясь ни с чем, что было до него, — это по меньшей мере некрасиво, неэтично.
«Я должен был, как мне объясняли, приехать и накрыть поляну. Я с десяти лет на улице, и привык жить в жёсткой среде — полян не накрывал. И вот это моя единственная ошибка: я не накрыл поляну, а надо было», — Владимир Кехман
И когда Кехман в конце концов понимает, что перегнул, он начинает шутить в духе: «Я что, должен был здесь поляну накрыть, в Новосибирске, чтобы меня хорошо приняли?» И это ещё больше усугубляет положение: получается, что все эти люди — какие-то продажные твари?
Но ведь можно было уже с самого начала собрать в зале интеллигенцию, политиков, и сказать: «Ну, ребят, вот такая история произошла, давайте думать, как нам дальше быть». И вообще, нужно уметь признавать свои ошибки. Понятно, что в результате его политика всё равно сыграет в плюс. Потому что с такой начальной финансовой поддержкой уже сейчас многое получается. Возможно, лет через пять о нём будут говорить неплохо. Но что если изначально быть хорошим? Зачем было оскорблять людей?
Внутри коллектива, кстати, он ведёт себя достаточно вежливо. Например, один раз произошла задержка с зарплатой, так он всех собрал, извинился, пообещал, что подобное никогда не произойдёт. При Мездриче нередко задерживали зарплату, но он не то что не извинялся, — он вообще ни с кем не разговаривал. Он половину людей в лицо не знал. И никогда не проводил собраний. Он открыто всем говорил, что ему не интересно мнение людей. И, кстати, наоборот, с городом дружил: собирал вокруг себя молодую активную общественность... а внутри театра — что вы! Он даже не здоровался ни с кем. А Кехман — наоборот: заходит и — начиная со сторожа, гардеробщика, заканчивая своими замами — всех обнимет, поцелует. Он очень открытый человек внутри коллектива. Но, видимо, когда он представляет себе, как его персона может быть воспринята обычным новосибирцем, — он резко меняется. Наверное, понимает, что люди категорически против.
Театр ведь принадлежит не столько его работникам, сколько горожанам.
В труппе, когда вдруг назначили Кехмана, поначалу все были, конечно, в шоке: почему именно его? Почему из другого города? Кто за ним стоит? Стали искать пути-лазейки, кто куда уедет. Все были уверены, что Кехман придёт и всех выгонит, как он это уже делал в Михайловском. Но в итоге он и пальцем никого не тронул, все остались и как бы даже довольны. Зачастую для творческого человека без разницы, кто у него директор. Лишь бы работа директора не мешала работе артиста. Даже к репертуарной политике директор никакого отношения иметь не должен. Правда, у нас теперь имеет.
Отмену «Тангейзера» мы встретили очень плохо. Потому что никогда и никакие власти, никакие погоны не должны переходить на уровень обсуждения споров в отношении творчества!
Законами или какими-то кадровыми мерами протестовать против искусства — это вероломство, каким бы это искусство ни было сомнительным.
После того скандала мы действительно ощутили свою незащищённость в этом мире... Очень жаль, что в двадцать первом веке в России за искусство может пострадать человек, пострадать целый коллектив! Артисты, участвовавшие в «Тангейзере», были поражены, потому что ими была проделана колоссальная работа, им очень нравился этот спектакль, им было приятно работать с Кулябиным. Пусть у него и странные взгляды, но он очень талантливый режиссёр, коллектив его любит. Некоторые артисты, которые не участвовали в «Тангейзере», просто не успели посмотреть этот спектакль, кое-кто и не планировал.
Мне, например, тоже не нравится «Тангейзер», как нравственный человек я тоже не со всем там согласна. Но я просто не ходила бы на этот спектакль! Кому-то, наоборот, это нравится, — и он волен туда ходить и смотреть! Я верующий человек, а не фанат. Я никого не обязываю своей верой. И, кстати, Мездрич был не прав, утверждая, что спектаклем никого не ущемляли. В конце концов, это не ему решать вообще.
Если вас ударят, — вам решать, больно вам или нет, или тому, кто ударил? Решать всё-таки тому, кого ударили.
Но если я знаю, что там меня ударят, — да я не иду туда просто! Например, мы прекрасно знаем, что в Прибалтике не очень любят русских, так мы туда и не ездим.
Очень многие артисты театра даже не слышали о каком-то там конфликте в городе... У нас работают люди разные и по интеллектуальным данным, и по тому, чего они хотят от жизни. Для очень многих работа в театре — это как прийти на работу и уйти домой. И им глубоко фиолетово, кто ими руководит. Что там ставят. Поёт ли их коллега два месяца или первый день. Какую ему дали роль. Во что он одет. Поработаем — и домой.
Некоторые молодые артисты вообще не понимают, что такое общественный резонанс. Да что там говорить: из горожан-то мало кто знает, кто у нас в Новосибирске министр культуры. Вот этот, новый [Игорь Решетников, назначенный в январе 2016 года, — прим.Сиб.фм]. А многие не знают, кто до него был. То есть живут себе, занимаются своим делом. У всех свои семьи, свои дома, свои кредиты.
Те сотрудники театра, которые прекрасно понимают, в чём вообще дело-то было, которые соображают, — они знают, что альтернативы этому театру в нашем городе нет.
И если вы артист оперы или балета, — вы не можете уволиться и уйти в другой театр, вы должны будете уехать в другой город.
А у вас в этом городе: квартира, ипотека, кредиты, дети, жена, детский сад, школа и так далее. То есть вы думаете: моя хата с краю. Очень и очень, конечно, жаль.
Какие-либо забастовки невозможны ещё и потому, что у нас очень большой коллектив. Общего лидера профсоюзного или ещё какого-либо нет. Некому принимать решение за всех. Да и слишком большая возрастная разница. В балете — от пятнадцати лет до тридцати пяти. В оркестре — от двадцати до семидесяти. В опере — от тридцати до шестидесяти. Совершенно разные интересы. Совершенно разные места, где мы работаем. Одни в одном крыле, другие в другом. Многие тридцать лет работают в театре и творческих работников других цехов даже в лицо не знают. Но справедливости ради хочу сказать, что если бы Мездрича в нашем театре любили бы чуть больше, — произошла бы совершенно другая история. По крайней мере, были бы хоть какие-то потуги: кто-нибудь да подумал бы за него заступиться.
Подпишитесь на нас в Telegram
