Сиб.фм продолжает рассказ о молодых новосибирских ученых — героях проекта «Будущее российской науки». Мы побывали в лаборатории, где собственными руками потрогали камни, возраст которых насчитывает десятки миллионов лет, и узнали, как останки животных, живших в то время, помогают сегодня искать нефть, алмазы и другие полезные ископаемые.
Герой нашего нового сюжета – представитель профессии, которая считается редкой, он — палеонтолог. Точнее – геолог-палеонтолог. Это ученые, которые изучают ископаемые останки вымерших организмов. Младший научный сотрудник лаборатории палеонтологии и стратиграфии мезозоя и кайнозоя Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН Всеволод Ефременко исследует животных, которые жили – даже представить трудно – 145 — 66 миллионов лет назад – именно столько времени продолжался меловой период мезозойской эры, которым он занимается.
Мест, где эта наука развита на высочайшем уровне, во всем мире не так много. А Новосибирский Академгородок считается одним из сильнейших палеонтологических центров. «Здесь есть лаборатории палеонтологии докембрия, мезозоя и кайнозоя, где работает большое количество специалистов по всем периодам, по многим группам фауны, чего почти нигде в мире нет», — говорит Всеволод Ефременко. Так что, наш герой считает, что ему повезло родиться в Новосибирске и провести детство в Академгородке.
«Я всегда видел перед глазами Новосибирский госуниверситет. Поэтому выбора, куда идти учиться, особо-то и не было. Родители тоже закончили НГУ, папа был геологом, мама – математиком», — рассказывает молодой ученый. Геологами — кандидатами геолого-минералогических наук — были и его дедушка с бабушкой. «Они работали на вахте, на месторождениях. И иногда бывает интересно перекинуться с прошлым поколением различными геологическими штуками, узнать, как у них все было раньше. К сожалению, дедушка уже умер», — говорит Всеволод Данилович. Так что, интерес к геологии ему передался, видимо, по наследству.
Хотя сам молодой исследователь теперь уже с юмором вспоминает, что довольно долго не задумывался о будущей профессии и в школьном возрасте вообще часто «валял дурака»: «Мне нравились костры, ходить по горам, ломать что-нибудь, бегать по «заброшкам». А мысли о том, кем стать, впервые появились, наверное, где-то ближе к выпуску из школы.
И в конце 11 класса я – глубокий троечник — встал перед фактом, что надо что-то делать и как-то свою жизнь менять. Но в тот момент было уже поздно. Я не поступил в НГУ с первого раза, пошел работать дворником. И вот тогда у меня появилась мысль, что это, наверное, все-таки не мое. Я решил взяться за ум, начал читать книжки, учебники, сдал ЕГЭ, поступил на геологический факультет, и с того момента началось обучение геологии и потом уже палеонтологии».
Была и еще одна отправная точка, по словам ученого, когда у него появился интерес к будущей профессии. «К нам в школу пришли геологи и рассказали про геологию. И вот тогда я задумался: а почему бы и нет? Хотя, как ни странно, я не знал про эту науку вообще ничего, кроме того, что они изучают нефть, газ, алмазики, минеральчики. А интерес к науке проснулся, когда я уже учился. Я понял, что геология – это интересно, потому что ты знаешь физику, химию, географию, математику – в общем, знаешь все и обо всем. А во время полевой практики на 2 курсе я понял, как надо повернуть свою голову так, чтобы стать ученым: видеть фактический материал, его анализировать, выдвигать гипотезы, спорить о них. Я понял, что такое, собственно, наука, пошел в лабораторию палеонтологии и начал все это реализовывать на практике», — вспоминает Всеволод.
Приходилось читать мнения, что палеонтологи несколько «не от мира сего», и многие выдающиеся специалисты в этой сфере, вероятно, вполне комфортно чувствовали бы себя в болотах девонского периода или в хвойных лесах – карбонового.
Отчасти, наверное, это так. Удивительно, но, несмотря на то, что молодой ученый и без того достаточно времени проводит в экспедициях в потаенных уголках Забайкалья и других малоизученных местах, он при этом еще всерьез увлекается горным туризмом и состоит в турклубе НГУ.
«У меня есть одно очень любимое занятие – это уехать куда-нибудь подальше и заниматься там чем-нибудь интересным. Уехать кататься по пещерам, измазаться там глиной, трогать летучих мышей. Люблю ездить по горам. Как раз через 4 дня я улетаю в Казахстан, потом в Киргизию и буду ходить там по горам где-то дней 12 в горном походе с группой таких же энтузиастов, как я», — делится ближайшими планами Всеволод Ефременко.
Удивительно, но именно он почему-то больше, чем кто-либо из молодых героев наших сюжетов напомнил образ тех ученых из разряда великих, в которых недюжинный ум и креативность гармонично соседствовали с легкой «сумасшедшинкой» и острым чувством юмора и самоиронии.
У него действительно удивительное чувство юмора, он умеет рассказать о своей работе просто и интересно. Может быть, поэтому еще одно из его увлечений – читать научно-популярные лекции в школах и на других площадках.
А еще – он сознательно не ищет легких путей, берется за исследования тех предметов, которые еще практически не изучены, где можно быть первооткрывателем.
«Я пришел к своему научному руководителю, которая предложила на выбор две темы. Одна – двустворчатые организмы Дальнего Востока, нужно было провести ревизию, понять, кто есть кто, и кто когда жил. Вторая тема — белемниты – это головоногие, вроде тех же кальмаров. Я понял, что белемнитов я не понимаю вообще никак. Я говорю: давайте их возьму. Потому что это интересно. Зачем заниматься тем, что понятно и просто?», — объясняет выбор темы своей научной работы Всеволод.
По его словам, уникальность его исследований в том, что долгое время этим периодом – до 145 миллионов лет назад — никто не занимался. Та группа фауны, которой занимается Всеволод, изучалась на уровне еще более древних временных слоев. А меловой период на протяжении уже, наверное, лет 30 оставался практически не изученным. «И вот теперь нашелся я, который заполняет довольно большую проблему», — улыбается ученый.
Многочисленные ящички стеллажа в его рабочем кабинете доверху заполнены образцами древних пород. Всеволод достает несколько камней и разрешает нам их потрогать. Не скрою, прикосновение к этим артефактам пробуждает в нас какой-то особый трепет: подумать только, этому камешку около сотни миллионов лет! На всех камнях отчетливо видны частички скелетиков древних животных. На одном замечаем даже практически полностью отпечатавшуюся маленькую рыбку. По словам ученого, найти такой артефакт – большая удача.
«Посмотрите на этот образец, — обращает внимание Всеволод Ефременко. — У нее видно плавники, позвоночник, чешую, все сохранилось так, как будто бы она упала только что. Кости не поломаны, не сбиты в кучу. Эта рыба сохранилась точно так же, как в тот момент, когда она жила. И такие местонахождения имеют для науки просто огромный интерес, поскольку, благодаря этому, мы можем изучать экосистему в том же самом виде, в каком она существовала миллионы и десятки миллионов лет назад».
По словам исследователя, он пытается ответить на вопросы, от чего эти животные умерли, как они жили, какая была в то время температура, соленость, палеорельеф, что было вокруг, и немного даже пытается воссоздать экосистему, палеоландшафт и вообще «использовать свою голову как маленькую машину времени».
«Да, это все, конечно, очень интересно, но что дают нам эти знания сегодня, зачем нужно углубляться в такую дремучую глубину тысячелетий?», — может спросить непосвященный.
Если брать практическую сторону вопроса, говорит Всеволод Ефременко, то палеонтология важна, потому что отвечает на вопрос: «когда?». «Например, если известно, что в Западной Сибири к юрским и меловым отложениям приурочены запасы углеводородов, нефти и газа, которые добывают и еще планируют добывать там очень долго, то мы как раз позволяем нефтяникам, которые бурят скважины, говорить: на такой-то глубине мел или юра, и там стоит искать нефть или не стоит искать нефть. Без палеонтологии не обходится ни одна добыча, ни одна разведка полезных ископаемых, особенно связанных с нефтью и газом, а то и подземными водами», — объясняет ученый.
С другой стороны, по словам исследователя, палеонтологи объясняют нам то, почему мир такой «странный». Если взять, например, Австралию, то видим, что она совсем не похожа на Европу. Самые древние горные породы находятся в Австралии, а еще там живут коалы, кенгуру и прочие сумчатые животные, которых больше почти нигде нет. Почему? Оказывается, сумчатые животные – это довольно далекий архаизм прошлых геологических эпох, и именно из-за того, что Австралия в свое время откололась от остальных континентов, уплыла, там эта экосистема сохранилась.
«Сумчатые животные сохранились в Австралии просто потому, что они не испытывали конкуренции с плацентарными животными. Те же плацентарные хищники, по сравнению с сумчатыми, сильнее – и в плане приспособления, и интеллекта, и охоты. Единственные плацентарные животные, которые попали в Австралию – это летучие мыши, которые смогли туда долететь», — рассказывает Всеволод.
Это удивительно, добавляет он, и именно благодаря палеонтологии мы можем это объяснить. Можем объяснить, почему утконос внешне такой странный, почему некоторые животные сохранились там, где они сейчас есть, и вымерли там, где их уже нет. Гинкговые леса в Китае – это тоже реликт мезозоя.
Тот же мезозой до сегодняшнего дня позволяет взглянуть на некоторые вещи по-другому. «Например, раньше, на протяжении многих лет динозавры рисовались такими неуклюжими ящерицами, покрытыми чешуей, и мезозой представлялся эпохой весьма неприятной.
А сейчас выясняется, что огромное количество динозавров были, по сути, волнистыми попугайчиками, обладающими цветными перьями, и они очень близки к современным птичкам. Они, конечно, не родственны птицам, далеки, но при этом, это были первые летающие четвероногие животные», — продолжает удивлять интересными фактами ученый.
По его словам, он ни дня не может обойтись без работы: «Я не могу лежать, смотреть в потолок, это довольно скучно, надо всегда что-то делать, а делать всегда есть что».
Кстати, у Всеволода есть брат-близнец. «Так что, не путайте», — смеется он. Брат — математик, занимается тоже фундаментальной наукой, геометрией, является замдекана в НГУ. Братья поддерживают друг друга и даже в шутку соревнуются: кто первый защитит диссертацию. «Я частенько равнялся на него, — говорит Всеволод, — особенно когда он получал свои «пятерки» в универе, а я на Обьгэсе убирал снег, будучи дворником».
Жена Всеволода Ефременко, хоть и не является ученым, но, по его словам, много читает, «поглощает книги тоннами» – о человеке, о том, откуда берется мораль в человеке, про религию. «И мне всегда с ней интересно дискутировать дома на все эти темы», — замечает он.
Для успеха в науке, считает молодой ученый, нужно уметь думать своей головой. «Я никогда не пользовался шпаргалками, не спрашивал совета у других людей, не списывал, все пытался пропустить через свою голову, потому что никогда не знаешь, какие знания пригодятся.
На протяжении всего моего научного стажа я занимался тем, что читал массу книжек, массу теорий, видел противоречия и пытался объяснить то, что вижу. И самое главное умение в нашей науке – это умение отвечать на вопрос: почему? На это всегда надо находить ответ, надо всегда искать какие-то тонкости, противоречия. И самое главное умение в науке – это умение задавать вопросы. Наука – не в том, что ты даешь ответы на вопросы, а в том, что ты постоянно задаешь себе новые, чтобы на них отвечать. Это и есть наука», — заключает ученый.
Подпишитесь на нас в Telegram
