Бишыхан абарагша

Бишыхан абарагша переводится с бурятского как маленький спаситель

Данил Огдонов живёт в посёлке Хужир на крупнейшем острове озера Байкал — Ольхоне. Несмотря на юный возраст — всего 14 лет — Данил ставит перед собой непростую цель: возродить на острове ускользающую бурятскую культуру и язык своих предков. Корреспондент Сиб.фм встретился с ним возле одной из старинных святынь, скалы Шаманки, и поговорил о том, чего мальчику удалось достичь и что скрывалось за его решением стать спасателем бурятского наследия.

Ольхонский бурятский

Данил оказался улыбчивым и общительным мальчиком, с первых минут беседы дав понять, что о своём серьёзном увлечении рассказывает далеко не в первый раз. Он сходу погружает в суть главной проблемы — исчезновения бурятского языка из повседневной жизни островитян.

— Ольхонский бурятский очень сильно отличается от агинского, улан-удэнского и иркутского бурятского. В каждом районе свой диалект, и ольхонский исчезает. Он начал стираться из памяти ещё у моих бабушек, дедушек.

Мои папа и мама его почти не знают, а наше поколение уже не помнит совсем. Мы сейчас лучше знаем английский, чем бурятский, понимаете?

218 557 россиян говорили на бурятском в 2010 году, по данным переписи населения

Мы ведь его начинаем учить со второго класса, а обязательного бурятского нет вообще, — пожимает плечами Данил.

В ольхонских школах обязательное изучение бурятского языка пытались ввести три раза. Впервые, рассказывает мальчик, это произошло вскоре после прихода советской власти — не прижилось. Затем его вводили после войны, и в последний раз — перед распадом СССР. Предмет не пользовался популярностью: русскому населению он был неинтересен, а буряты и так владели им на бытовом уровне. Но со временем ситуация переменилась: из жизни коренных жителей Ольхона язык предков постепенно ушёл, а с ним и многие народные обычаи.

— У нас уже почти не проводятся национальные праздники в кругу семьи, — продолжает Данил. — Я раньше знал только о четырёх праздниках и обрядах: Сурхарбан, Ёрдынские игры, Сагаалган. А их очень много было! От рождения до старости они обязательно каждого сопровождали. Как, например, старинный обычай под названием Милан. Его проводили для ребёнка, когда ему исполняется год. Означает, что он закрепился в нашем мире. Это очень красиво, мне кажется.

Для того чтобы возродить культуру, Данил считает, что местные жители должны знать традиции и обычаи.

— Всё началось с того, что нас в 2015 году попросили выступить на местном Сагаалгане — это бурятский праздник, как Новый год. Мы кое-что придумали, выступили, затем возникла идея создать свой фольклорный ансамбль.

Но, когда мы начали искать материал, разучивать бурятские танцы и песни, поняли, что наше поколение вообще ничего не знает, даже собственного языка.

А из того, что удавалось сказать, мы понимали, что неправильно произносим слова, звуки, как должны, — вспоминает мальчик.

— И что вы тогда сделали?

— Мы, что называется, забили в колокола. Я начал изучать бурятский язык. Понял, что нужно его возрождать, а для возрождения языка нужна литература. Но у нас не хватало учебников: было в библиотеке две-три старых брошюрки, и то они были, в общем-то... ни о чём, — машет рукой Данил.

1668 человек постоянно живут на острове Ольхон, по данным на 2014 год

Для покупки новых книг на бурятском языке требовались немаленькие деньги. Тогда и появилась идея написать заявку на мини-грант. Как раз в это время координационный совет острова подготовил конкурс грантов по проекту «Ольхон — территория развития».

— Мне помогали с заявкой руководитель ансамбля и учитель музыки. И мы выиграли, — улыбнулся он. — Решили, какая именно литература нужна, поехали в Улан-Удэ и закупили книги где-то на 60 тысяч, кажется. Сейчас они у нас есть в библиотеке.

— А кроме гранта у вас есть ещё какие-нибудь источники поддержки? — спрашиваю я.

— Да, есть спонсоры, очень хорошие люди из бизнеса. Они полгода назад подарили нам для ансамбля народные костюмы, именно ольхонских бурятов. Их сшили в Монголии — очень красивые. И очень дорогие. Мы их храним как зеницу ока, потому что они несут память. Вы ведь видели их? Наша Наталья Владимировна поставила спектакль на бурятскую тематику. Мы в этих костюмах выступали, там рассказывалась история от появления мира до победы над драконом, — вопросительно смотрит на меня Данил.

Чтение героического эпоса и закупка книг

Действительно, за день до нашей беседы в местном доме культуры прошло награждение благодарностями авторов местных инициатив. Оно и завершилось тем красочным представлением фольклорного ансамбля.

— А тебе доводилось уже что-нибудь читать из бурятских эпосов, сказаний?

— Конечно, в нашей культуре существует такой эпос «Гэсэр». Это сборник разных историй про героев. Я читал, там такие вещи, ух! — делает он большие глаза.

Бурятская письменность использует кириллицу с 1939 года

На вопрос «что делать дальше» Данил отвечает, что изначально был такой план: первая ступень — это познание культуры, рассказы об обрядах, вторая — закупка книг на бурятском языке. Они это сделали. Третья — переход к факультативному преподаванию.

— Когда мы выиграли тот грант, поговорили с директором школы, но он сказал, что пытаться вводить язык в четвёртый раз не имеет смысла. Поэтому сейчас мы организовали факультативное преподавание: кто хочет, тот и ходит. Нас обучает наш руководитель Оксана Самбаевна, которую мы очень любим и уважаем, — с нескрываемой гордостью говорит он.

Но есть одно «но». Изучение бурятского, пусть по новым учебникам — не совсем то, что думал сделать Данил. Всё-таки общий бурятский язык — это не ольхонский диалект. Поэтому в планах стоит привлечение на остров специалистов, чтобы глубже изучить местный диалект и особую культуру.

— Носителей исконного нашего языка осталось очень мало. В ольхонских деревнях — Ялге, Хужире, Харанцах, Улан-Хушине — осталось по три-четыре таких человека.

Почти всё то поколение ушло и не сумело передать знания — не было способов. Всё стёрлось почти.

У меня со стороны моего отчима очень старая бабушка, ей далеко за 80 лет. Она в основном говорит по-русски, но, бывает, расстраивается, что мы не знаем родную речь. Мне бы хотелось поговорить с ней на бурятском, но пока у меня самого не хватает знаний. Для этого я и учусь, — пояснил Данил.

Семья его очень поддерживает. Они считают, что это нужно, хотя и говорят по-русски.

— У меня есть две сестры, старшей сейчас 21 год, а младшей только четыре месяца. У бурятских семей вообще очень много детей. Моя мама — бухгалтер, экономист. У моего отца компания, которая занимается вывозом мусора с острова на переработку. Этот бизнес был его идеей. Он говорит, что если ты что-то берёшь от острова, то должен для него что-то и делать, — передаёт слова отца мальчик.

Бог, туристы и мечта

За время разговора мы неторопливо дошли до мыса Бурхан, также известного как скала Шаманка — наверное, самый растиражированный, «открыточный» вид Ольхона. Однако коренные жители веками относились к этому месту не иначе как к священному. «Бурхан» с бурятского так и переводится — «божество».

— А вот они называются сэргэ, — Данил указал на ряд столбов, обвязанных ленточками. — Каждый из них символизирует духа, чем ближе к центру — тем он сильнее.

Рядом с нами возле сэргэ фотографируются десятки туристов. На вопрос, как Данил относится к их наплыву, который наблюдается в последние годы, он отвечает просто: почему бы и нет?

В октябре 2009 года во Франции якутская диаспора установила сэргэ в долине Шампань

— Бурятская культура стала интересна только с приходом туристов. Только тогда появился спрос на что-то самобытное. Например, папин двоюродный дед работает в деревне неподалёку, рассказывает туристам о народных традициях, им интересно, — кивнув на ловящих смартфонами фокус иностранцев, говорит Данил.

Но тут же прибавляет: важно, чтобы и гости Ольхона вели себя подобающе, уважали его.

— История Ольхона преподаётся, но почему-то только с восьмого класса. Учитель говорит: оказывается, когда сюда пришли русские, они увидели, что местные жители проходят за три километра от Шаманки. Но когда 85 лет назад образовался наш посёлок, первые дома появились именно тут, возле скалы.

Раньше возле неё были деревья, сейчас их все вырубили. Была трава с человеческий рост — вытоптали.

— Мои прапрабабушки и прапрадедушки, когда шли на берег Байкала, знали, что ничего нельзя выливать в озеро, ничего нельзя бросать, гадить. Иначе это откликнется в будущем. Были такие случаи. Сейчас на скалу лазят, чиркают на ней свои инициалы, надписи. Туристы приезжают, оставляют очень много мусора и всякие непристойные предметы. Для местных жителей это отдаётся скрежетом по сердцу.

Настаёт время прощаться, руководительница ансамбля, в котором состоит Данил, уже ждёт его в машине. Остаётся задать ещё один, самый важный вопрос для того, кто в столь юные годы уже научился достигать своих целей.

— Моя мечта? — переспрашивает Данил. — Я хочу, чтобы все коренные жители знали свой язык, чтобы он не ушёл в историю. Второе — чтобы он не забывался и в будущем. А я хочу стать биологом. Хочу стараться для своих родных таких красивых мест, — тут он на секунду задумывается и добавляет, — ещё надо научиться бурятским песням. Я бы даже сказал, что это моя обязанность.