Один из самых известных российских художников, названный при рождении Файзулой, детство провёл в Германии, молодость — в СССР, зрелость — в США, сейчас живёт во Франции. А первой серьёзной выставкой он обязан Новосибирску. Корреспондент Сиб.фм поговорил с членом жюри конкурса «Миры Эль Лисицкого», художником Михаилом Шемякиным.
Правда, что вы согласились участвовать в жюри конкурса только в память о Михаиле Макаренко, первом директоре картиной галереи Дома учёных Академгородка, где прошла ваша первая большая выставка?
Не просто директоре, хочу уточнить, но и создателе этой галереи. Без него не было бы ни галереи, ни всех тех выставок, которые там прошли за очень короткое время в конце
Все, кто вспоминают о Михаиле Макаренко, называют его авантюристом, сравнивают то с Остапом Бендером, то с графом Калиостро. Как вы с ним познакомились?
Миша был уже хорошо известен в среде коллекционеров, а у меня тогда прошла сначала первая выставка — крошечная, в редакции журнала «Звезда», и тоже появилась какая-то известность в андеграундных кругах. И результатом этой известности стало то, что местный Союз художников начал требовать расправы надо мной — именно художники, а вовсе не КГБ. И в тот момент появился Макаренко, посмотрел мои работы и сказал, что сделает персональную выставку в Сибири. Я, конечно, не поверил. Но работы дал. И через некоторое время получил телеграмму от руководства Сибирского отделения Академии наук — меня приглашали в Новосибирск на открытие моей выставки, обещали оплатить дорогу на самолёте, говорилось о гостиничном номере с видом куда-то... Естественно, я был поражён.
Я работал чернорабочим, и для меня тогда полёт в Сибирь, гостиница — это было совершенно нереально.
Михаил Шемякин — автор памятника жертвам политических репрессий
Я радостно рассказал о приглашении супруге, но буквально через десять минут в коммуналку, в которой я тогда жил, из Новосибирска позвонил Макаренко и сказал: «Как ты понимаешь, это всё — полная ерунда, туфта. А телеграмма — чтоб ты мог просто показывать эту бумажку с печатью. На самом деле денег у нас нет, гостиницу тебе никто не заказывал, но бумажку держи у себя — она тебе пригодится при очередных обысках». Поэтому я в Новосибирске на открытии своей выставки не был. Но несколько лет назад у меня опять была выставка в Новосибирске, и вот тогда я прилетал, встречался с местной интеллигенцией, и был поражён — у вас там сохранилась подлинная русская культура.
Насколько вам близки традиции русского авангарда — те же Малевич и Эль Лисицкий? Всё-таки корни вашего творчества, как кажется, больше из «мирискусников», немецкого романтизма, Босха, Филонова?
Действительно, мне очень нравится Бенуа и его театральность. Я сам много работаю в театре, сделал несколько балетов — ставлю мизансцены, разрабатываю костюмы, бутафорию. Но вы, наверное, не очень хорошо знакомы с моими работами? Почему-то когда говорят о Шемякине, берут в основном театральную сторону моей деятельности: карнавалы, Эдгар По, Гофман.
А мне гораздо ближе Тинторетто, допустим. Ещё в молодости я создал теорию метафизического синтетизма. Я серьёзно занимался изучением и русской иконы, и русского авангарда. Про Филонова как одного из моих учителей говорят всегда, но и Малевич, и Лисицкий — тоже меня многому научили. Лисицкого я изучал очень тщательно. Я считаю, что их открытия в области формы и цвета до сих пор у нас не оценены по достоинству. Русский авангард мне очень близок, но я считаю, что в России часто неправильно воспринимают эту традицию: слишком буквально. Да и интереса к этой линии почти нет. А на Западе колоссальный интерес к этому, и западные художники больше воспользовались открытиями русского авангарда, нежели россияне.
Так же как и открытия русской иконы никто не использует. Есть Глазунов — он такие увеличенные, гипертрофированные глазищи делает — но это пародия на русскую иконописную живопись.
Никто из русских художников не двигается ни от русской иконы, ни от русского авангарда. Можно, конечно, сказать, что и икона, и Малевич долгое время были недоступны для изучения, закрыты, но двери давным-давно открыты: были великолепные выставки и Филонова, и Малевича в Русском музее в конце
Художника Илью Глазунова называют «придворным живописцем»
Что касается меня, то в моих работах, связанных с серьёзными творческими поисками, их открытия зримо или незримо присутствуют, но принимают, естественно, новые формы — я не стилизатор ведь. Я просто следую их заветам.
Почему при таком спросе на хорошую монументальную скульптуру вы так мало востребованы как скульптор?
Я вам могу сказать одно: за все эти годы российское правительство и Министерство культуры не купили у меня ни одной скульптурной работы. Ни разу за всю мою творческую жизнь. И если стоят мои скульптуры — то это благодаря академику Лихачёву, который любил моё творчество, и Анатолию Собчаку, с которым мы дружили — только поэтому удалось поставить памятник Петру I в Питере. Что касается памятника на Болотной площади — это был заказ Лужкова, и создан опять-таки на деньги спонсоров. И ещё удалось сделать памятник Высоцкому неплохой в Самаре. Сейчас же всё заставлено памятникам Высоцкому, один ужасней другого...
А это приличный, интересный памятник — поставлен благодаря губернатору Титову. Да, это, пожалуй, единственный государственный заказ был — от Константина Титова в Самаре.
<>А так — ни одного холста, ни одного памятника. Заказы, как вы знаете, получает Церетели.
Мне, конечно, надо сказать спасибо «прекрасной» прессе — например, газета «Коммерсантъ» традиционно любую мою выставку обливает «весёлой материей», как называл это Бахтин. И в московских группах недоброжелателей хватает — где пропагандируют зубоскальство, связанное с соцреализмом, или жалкое подражание американским движениям.
Скульптурная композиция «Дети, жертвы пороков взрослых» неоднократно подвергалась нападениям вандалов
Про вашу композицию «Дети, жертвы пороков взрослых», которая стоит на Болотной площади, чего только не писали, в чём только не обвиняют — в одном православном издании утверждалось, что это один из пунктов плана Далласа, призванный уничтожить нашу нравственность и менталитет русского народа, подорвать его устои. Это было в начале
А чему вы удивляетесь? Они уже выступают против мультфильмов о Винни-Пухе, потому что он пропагандирует лень! В России никогда ведь не бывает золотой середины, не бывает ровно — поэтому меня это не удивляет. То мы становимся самой мощной атеистической державой, то та же верхушка партийная бежит в Кремль за Путиным и начинает истово креститься, справа налево, слева направо. Попы вопят, что надо сжечь этих девчонок, которые что-то там пропели перед алтарём...
Отовсюду прёт история города Глупова. Вся эта фальшь уже в каких-то совершенно абсурдных формах.
Церковь сейчас ведёт себя крайне нелепо — вместо того чтобы заниматься тем, чем она должна заниматься, она начинает поучать, нападать на интеллигенцию. У меня ощущение, что надвигается мракобесие — очередной поход против разума и интеллигенции. Поэтому я перестал уже чему бы то ни было удивляться. У памятника Петру какой-то поп гудит, что я оскорбил величие России...
Памятник «Дети, жертвы пороков взрослых» был заказан Лужковым. Он очень сложный, он затрагивает серьёзные вещи, о которых как раз стали говорить только сейчас — насилие в отношении детей, опасность, которой они подвергаются.
Меня обвиняют в том, что я создал чуть ли не гимн злу.
Я говорю: «Пусть тогда попы берут вёдра с чёрной краской и идут замазывать в церквях иконы, на которых изображён страшный суд, Вельзевул или изгоняющий бесов Никита Бесогон». Оказывается, что изображение зла опасно. Это какой-то бред.
Вы часто повторяете фразу Бердяева о том, что Россия — это экспериментальная лаборатория господа Бога.
Живучесть у этих лаборантов просто удивительная. Другой мой любимый философ, Розанов — ироничный и порою циничный, сказал: «У французов есть Belle France, у немцев — Faterland, у каждого — своя страна. А у нас — матушка Россия — непонятная, необъятная». Я прожил 30 лет в Америке, 15 — во Франции, но всё равно считаю себя русским художником.
А какова судьба мультфильма «Гофманиана», работу над которым обещали закончить в этом году?
Государство не даёт никаких денег. Вот мы сейчас с вами разговариваем, а внизу меня ждёт главный режиссёр этого фильма — Станислав Соколов. Мы не прекращаем работу над этим фильмом, но делаем это бесплатно, поэтому и работаем над ним уже 11 лет.
6 месяцев Шемякин проходил курс принудительного лечения в психиатрической клинике
Обычно такой фильм делается за два года. Такими темпами он выйдет не раньше 2015 года. Нет финансирования. Вот так государство относится к Шемякину. И с фондом моим та же история. Мы сняли 21 серию из цикла «Воображаемый музей Михаила Шемякина», их показали по каналу «Культура», но на этом всё и кончилось. Хотя мой фонд готов проводить серьёзные образовательные программы. Сегодня колоссальная трагедия в России — отсутствие правильного образования, в том числе и художественного. Мы теряем профессионализм, и это очень страшно. У нас была сильная академическая, реалистическая школа, но на сегодняшний день и она угасает. И куда мы придём? Всё диктует Москва. Вот у вас, в Новосибирске, художник на букву Г, которого открыл Макаренко — как его зовут?
Грицюк, Николай Грицюк.
Да-да. Так вот — кто его по большому счёту знает? А я видел ещё работы дочки Грицюка, Тамары — она тоже замечательная художница, просто замечательная! Вот это — величина, этим нужно гордиться, это надо показывать на Западе.
Подпишитесь на нас в Telegram
