Серия снимков новосибирского фотографа Андрея Шапрана «Северный мыс» вошла в шорт-лист международной премии New East Photo Prize. Работы «финалистов» показывают в пространстве фонда Calvert 22, соучредителя премии, в Лондоне. Победители вскоре станут известны, в жюри — авторитетные в международном фотомире персоны. Андрей Шапран тем временем уже четвёртый месяц снимает жизнь зверобоев и рыбаков Чукотки. Сиб.фм представляет «Сибирский мыс» — эссе, написанное Андреем Шапраном в 2015 году о проекте — и полную серию фотографий.
С 2005-го года я самостоятельно работаю над проектом «Крайние Земли». Единственная цель этого проекта и всех моих экспедиций — как можно ярче рассказать о территории, людях, которые находятся вне фокуса внимания и обычных людей, и СМИ. «Крайние Земли» — это северные территории Российской Федерации, закрытые для посещения, засекреченные в советский период и не менее труднодоступные в наши дни. Четырёхмесячная поездка на Чукотку в этом году стала очередным этапом проекта.
Одним из мест, которое надолго привлекло моё внимание в чукотской экспедиции, стал Северный мыс — северная территория полуострова, названная так ещё англичанином Джеймсом Куком. На протяжении всего советского периода Северный мыс был одним из самых закрытых мест на земле: здесь располагались советские воинские части, база ПВО (противовоздушной обороны), базировались военные самолёты. Сегодня эта земля полностью свободна от присутствия людей.
...
Фотограф Валерий Титиевский о том, как остановить время
Я прихожу один — второй раз — в эти места, стараясь поймать какую-то связь между ушедшей эпохой и временем настоящим. Удастся ли создать свою фотографическую историю Северного мыса, в первые дни было сложно сказать. Я действительно стараюсь, но зима и снежные заносы на открытых пространствах (а практически все пространства на побережье являются открытыми) заносит снегом быстрее, чем я передвигаюсь. Пурга держится неделями. И не просто дует — ежеминутно заносит снегом. Закрываются для прохода одна территория за другой, меняются и очертания брошенных объектов, перекрашенных арктическим снегом в белый с голубым.
...
Пурга и отсутствие видимости, рваные, неровные порывы ветра и одинокие человеческие фигуры за окном. Где-то за посёлком качается море... Тяжело, местами очень тяжело вытаскивать ноги из вязкого снега уровнем выше колена. Делаешь шаг, другой, раскачиваешься, чтобы создать пространство и вытащить ногу, ботинок, — и так с каждым новым шагом, пока не преодолеваешь возникшее препятствие. И короткий северный день, и свет, который в условиях полярной ночи лишь слегка и ненадолго обозначивает своё присутствие...
В пургу освещение становится рассеянным и ровным. Света не хватает, один снежный заряд следует за другим. Разрывы между этими зарядами я использую для фотосъёмки. В начале декабря за два-три часа успеваю обойти всю горную часть мыса и уже в глубоких сумерках возвращаюсь в посёлок.
...
Фотограф Антон Уницын против технократии: без зума и с шумом
Выбираюсь на побережье. Снег местами на уровне пояса — такие перемёты. И накат на море вперемежку со снежной шугой — тяжёлый и тягучий, временами просто жуткий — из-за той силы, что движет им. Волны, наполненные морским льдом, разбиваются со страшным шумом. В тех местах, где лёд стал преобладать, море застыло, превратившись в сплошное белое покрывало, и граница, разделяющая море и небо, в таких местах исчезает напрочь. Ощущение бескрайности, неотвратимости из-за наступающих холодов и полное отсутствие уюта и комфорта на этих чукотских просторах.
...
На побережье и в окрестностях — безлюдье. И вообще — ни одной живой души.
С таким Севером до сих пор я знаком не был. Слишком суровые места, и каждый день — обещание ещё больших трудностей.
...
Цвет в эти дни (бесконечная пурга днём и ночью) уходит, картинка становится практически чёрно-белой. Я выхожу на поиски в снегопады — один, второй раз. Возвращаюсь с отмороженными пальцами на руках и с посечёнными колючим снегом лицом и глазами. Нужны защитные очки для глаз, чтобы можно было безболезненно возвращаться. Снимать против ветра — бессмысленно. Все мои кадры в такую погоду сделаны по ходу движения. Иногда мне удаётся на короткое время спрятаться за какую-либо старую постройку или контейнер и отдышаться. Иногда я снимаю с головы капюшон, шапку и слушаю ветер.
...
Удачей оказываются снимки в редкие минуты затишья (снеговые заряды идут один за другим, но паузы можно ловить) с практически грозовым на горизонте небом. Безмолвное спокойствие в кадре — корабль и светлый силуэт мыса Кожевникова на горизонте — обманчиво. Пять-десять минут, и тишина сменится очередным мощнейшим снеговым ударом. Снимаю на свою камеру в этом шквале, в метель, в пургу, поворачиваюсь спиной к несущемуся горизонтально земле снегу, на ощупь пытаюсь определить очертание корабля или заброшенного дома, определить границы кадра...
Владимир Дубровский об отношениях между фотографом и моделью и вреде сарказма
Фотография превращается в охоту за редкими паузами, когда стена снега чуть проясняется и на горизонте появляется явь. Простейшая фотографическая ситуация: надо сделать кадр объекта ради одного кадра, в подобных условиях съёмка превращается в почти испытание.
Добавьте сюда ограниченный обзор всего возможного пространства, когда столкнуться в пургу с белым медведем здесь, на Северном мысе, как предупреждают местные жители, проще простого. Осенью-зимой это его территория. Каждый раз я помню об этом, но готов или нет к подобной встрече, однозначно сказать не могу. Я не знаю, как поведёт себя дикое животное, не знаю, как буду вести себя я сам.
...
Несколько лет назад местные жители предприняли неудачную попытку отвадить белых медведей от своего поселения — вывезли несколько десятков туш моржей в сопки. Белые медведи на приманку с побережья не ушли, но из тундры пришли бурые медведи, чукчи их считают более агрессивными. Медведи поели трупы моржей и на следующий год взялись за человеческие останки на местном кладбище — разрывали могилы, разгрызли деревянные гробы... Местные охотники стали их отстреливать, зверей стало меньше, но полностью медвежий вандализм не прекратился...Теперь хоронят на новом кладбище, и гробы с телами закладывают в металлические контейнеры.
...
Считайте, что их уже нет: во дворах, больницах, банях и на заводах
Море встало так же неожиданно, как всё началось: два последних дня непогода была катастрофической, температура в моей комнате опустилась до плюс тринадцати, на кухне, в коридоре, в ванной комнате не доходила и до десяти. Ветер можно было бы ещё пережить, но метель, или пургу, как здесь её называют, остановить было невозможно: колючий снег таранил и ранил глаза; два-три часа, проведённые на улице под открытым небом на открытом пространстве, оставляли такое впечатление, словно полдня простоял на взлётной полосе у работающего реактивного авиадвигателя.
...
Места эти впечатляют своим разнообразием и стопроцентной зависимостью от стихии. Собственно, стихия и создаёт этот мир, брошенный людьми. Окрестности тонут в прибрежном песке или гальке, их поглощает море, разъедает морская соль. На морозе, покрытые толстенным слоем серого морского льда, остатки кораблей, зарытых в песок, становятся похожими на чудовищ. Безголосые, неподвижные, они стоят, залитые северным морем и накатом, с обвисшими чудовищными ледяными сосулями на своих конечностях.
...
Видеть такой местную природу, Чукотку и Север, мне не приходилось. И это редкое счастье — оказаться здесь и стать свидетелем подобных картин. Мне кажется — очень редкая удача для фотографа.
Подпишитесь на нас в Telegram
