Понять, как они тикают

В Новосибирске прошёл III Сибирский день учителя немецкого языка, организованный местным Гёте-Институтом. Профессор Вестфальского университета имени Вильгельма Доминик Румлих приехал из Германии, чтобы рассказать сибирским учителям немецкого о своём опыте внедрения методики двуязычного предметного обучения CLIL (Content and Language Integrated Learning). Корреспондент Сиб.фм поговорил с ним, почему не надо бояться ошибок и чем изучение иностранного языка похоже на плавание и настольный теннис.

Доминик, расскажите, чему вы учите у себя на родине?

Мои студенты — будущие учителя английского. Кроме того, я провожу семинары для педагогов и веду один класс в гимназии. Вообще я учился на учителя географии и английского языка. С 2003 по 2009 годы я обучался в Новой Зеландии, и в 2009 году начал писать свою докторскую работу (кандидатскую, если сравнивать с российской системой — прим. Сиб.фм). Сразу же стал преподавать в школе, поскольку для моей научной работы важно было апробировать новые методики на конкретных учениках. Кроме того, я являюсь тренером по теннису в спортивном клубе, потому что мне нужно иметь доступ к различным группам детей и понимать, как они тикают, так говорят в Германии («устроены» — прим. Сиб.фм). В 2015 году я получил профессорскую должность в университете.

Вестфальский университет имени Вильгельма — один из старейших в Германии и, на первый взгляд, очень традиционный. Как в нём приживаются новые методики?

Я думаю, это зависит от предметов.

Например, религия и история основываются на традиционном преподавании. Но если мы говорим об области языков, это должны быть наиболее актуальные, новейшие методики.

Потому что язык непрерывно развивается, и мы, преподавая его, тоже всегда должны быть в тренде. Для нашего, одного из самых старых университетов, эта ситуация выигрышна с обеих сторон: традиции и старые классические методы сохраняются, а новые развиваются.

Как сейчас преподавать язык, чтобы быть в тренде?

Если сравнивать нынешних учеников с теми, которые были двадцать пять лет назад, то это совершенно другое поколение! Поколение, которое выросло с мобильными телефонами в руках.

Поэтому я должен думать о том, как заставить их получить удовольствие от чтения книги, например. Возможно, они такого и не знали в своём детстве.

Предметно-языковое интегрированное обучение (CLIL) заключается в преподавании части предметов на иностранных языках

И все современные медиа, которыми они пользуются в повседневной жизни — YouTube, какие-то дигитальные продукты, — я должен как-то интегрировать в урок, чтобы они чувствовали себя в своей среде и получали удовольствие от изучения языка.

Если мы заговорили о методах, расскажите о билингвальном методе CLIL — он, кстати, уже пришёл в Россию. Но с чего началось изучение обычных школьных предметов не на родном языке, а на иностранном?

Ситуация в Европе с принципом СLIL-обучения была немножко другой, наверное, нежели в России. Эта инициатива существует в Германии с 1969 года. Первым опытом стал договор о немецко-французском сотрудничестве.

После Второй мировой войны было принято решение налаживать отношения с Францией. И было очень важно показать молодому поколению другую перспективу Германии.

Понятно, что Германия захватила Францию, поэтому отношения априори были негативными. Эти инициативы в области образования ввели, чтобы у молодёжи была возможность изменить видение другой страны. Здесь преследовались две цели: первая — чтобы молодёжь говорила на двух языках, а вторая — чтобы молодёжь разных стран лучше понимала друг друга. Это был вклад образования в межкультурное взаимопонимание. Параллельно с этим CLIL-обучение развивалось в Канаде, там были очень хорошие результаты. Со временем мы тоже собирали и обобщали опыт, проводили эксперименты, развивали это направление и смотрели, где нужны доработки.

Что это дало немецкой системе образования?

69 из почти 250 германских вузов — частные

На самом деле интересно, что, когда в Германии начали сравнивать успехи учеников, которым, например, география преподавалась на немецком языке, и тех, кто изучал её на английском, увидели, что успехи одинаковые. Где-то одинаково плохие, а где-то одинаково хорошие. Таким образом, была поднята другая тема. Через билингвальный урок мы увидели, что в принципе подходы к обучению должны меняться, а они этого не успевали делать. И поскольку всю информацию сейчас можно найти в интернете, понятно, что от учеников мы ждём других навыков. Принцип CLIL не ухудшает качество преподавания предмета, а обнажает способность учителя правильно расставлять акценты. Здесь всё зависит от дидактической компетенции преподавателя, от способности малыми языковыми средствами преподать много самого предмета.

Вообще развитие билингвальных уроков в корне изменило и подвергло сомнению методику преподавания иностранных языков.

И улучшило её, поскольку раньше больший упор делался на грамматику. А через развитие билингвального преподавания стал развиваться именно содержательный, предметный подход. Что я смогу уметь после этого урока, какие навыки приобрету? Какое содержание я смогу на иностранном языке продуцировать? Смогу ли, допустим, понимать или создавать радиопередачу, провести опыт, что-то приготовить по рецепту на иностранном языке? Ориентирование на содержательную часть оказало огромное позитивное влияние в принципе на методику преподавания иностранного языка в Германии.

Встал ли после этого вопрос кадров? Как вообще отбирают преподавателей для интегративного обучения?

Есть требования, по которым преподаватели интегративного обучения должны иметь знания английского языка на уровне С1 (Advanced в общепринятой терминологии, — прим. Сиб.фм) и определённый документ, подтверждающий их. Естественно, учитель-предметник, даже если он владеет английским прекрасно, всё равно должен освоить специальную лексику. Допустим, объяснение каких-то формул на английском языке, даже если ты очень хорошо знаешь его, всё равно трудно даётся, потому что это терминология.

Так или иначе, требуется дополнительная подготовка, развитие себя и своих компетенций.

Если у преподавателя развиваются его языковые компетенции, то и результаты его учеников тоже растут.

1,5 тысячи человек сдавали ЕГЭ по немецкому языку в 2017 году

Это справедливо и для обычного урока иностранного языка, и для билингвального преподавания.

А ученики не испытывают стресс от недостатка знания иностранного языка?

На самом деле при правильном подходе к делу ученики не испытывают дополнительного стресса. В любом предмете — в математике, в химии — они тоже сталкиваются с непонятными терминами, которые встречают первый раз в своём родном языке. Очень важно понимать, что, интегрируя язык в предметное обучение, мы не преследуем цель исправлять их языковые ошибки и не предъявляем к ученикам требования говорить на языке идеально. Они говорят, как могут. Но со временем наблюдают за своими результатами и получают удовольствие от того, что уже могут что-то сказать на иностранном языке по этой теме.

Это точно так же, как если бы мы пытались учить ребёнка плавать: сначала мы бы ему рассказали, из чего состоит тело, какие мускулы задействованы при плавании, потом о физических свойствах воды. Далее мы бы его научили на суше этим движениям и только после этого отправили в воду. Конечно, нет! Мы сразу отправляем ребёнка в воду. И там он сначала делает какие-то очень неказистые движения, плывёт по-собачьи, а затем получается всё лучше и лучше.

Поэтому, если соблюдать этот принцип, ребёнок будет осваивать любое содержание без страха делать ошибки.

Маленькие дети же не боятся этого.
Такой страх им транслируется в школе,
когда мы им начинаем говорить,
что ошибки — это плохо.

Белый заец кушает чёрное кофе: русский язык по правилам и без — интервью с главным редактором «Грамота.ру»

Если мы не будем концентрироваться на этом, то у них не будет дополнительного стресса. Здесь очень важно изменить именно установку самого учителя по отношению к ошибкам в устной речи на иностранном языке.

Чтобы научить «плавать», требуется индивидуальный подход, но как его добиться в классе, в котором, допустим, 30 человек? Мы же не хотим, чтобы кто-то «утонул»?

Это очень большая проблема, конечно, тем более когда большие классы. И здесь есть только один выход, на мой взгляд, — развивать в учениках способность работать самостоятельно и привлекать к своему процессу обучения других учеников. Есть одно видео про то, как ребёнок рисовал бабочку. Он делает первый набросок и получает фидбек других ребят на свой рисунок. Они ему что-то советуют. Он рисует её заново или дорабатывает то, что есть. И вот так в течение пяти попыток у него действительно получается очень похожая бабочка.

Потенциал группы заключается в том,
что сначала помогают тебе,
а потом ты сам помогаешь кому-то другому.

Кроме того, очень важно — по-немецки мы бы сказали «взять его там, где он находится» — узнать, где тот конкретный пункт на шкале его развития; именно там подхватить и повести дальше. Традиционный подход обучения, когда я носитель знаний и вещаю на весь класс, тут не годится. Те ученики, которые не дозрели ещё до того, что я говорю, так и останутся там. А те, кто готов к моему знанию, уйдут далеко вперёд. И эта вилка со временем будет только расти.

На 6 уровней принято подразделять знание немецкого: A1 и A2 — элементарные знания, B1 и B2 — самостоятельная речевая деятельность, C1 и C2 — компетентное использование языка

Это подтверждают языковые тесты детей, с которыми я работал. Некоторые дети достигают уровня языка своих сверстников только через два года. Например, одни владели языком на уровне восьмого класса уже в шестом, другие только в восьмом классе добрались до этого уровня. Конечно, это было бы невозможно, если бы я всем преподавал одинаково. Поэтому я, как тренер, создаю ситуацию, в которой каждый сам для себя определяет, чему конкретно научиться на этом уроке.

Можно ещё сравнить с настольным теннисом. Я могу только рассказать о технике, каким образом нужно играть в теннис. Но у всех разные способности, и каждый индивидуально осваивает эту технику и достигает за определённый промежуток времени того, что он может. Потому что кто-то уже может, допустим, какие-то вещи в теннисе, кто-то вообще не способен на это физически. Я всегда должен подходить к любому процессу обучения с идеей, что у меня есть некий материал и есть варианты его освоения на разных уровнях. Ученик сам для себя определяет, в зависимости от индивидуальной точки на этой шкале, на которой он на данный момент находится, что из предложенных вариантов взять и насколько продвинуться в этом.

Очень прогрессивный подход. В Германии вообще есть проблемы в сфере образования или это пережиток прошлого?

Наверное, наряду со многими вызовами, которые предоставляет нам современное общество, в Германии один из самых актуальных — это инклюзивное образование. Слабовидящие и слабослышащие, дети с ментальными проблемами, которые раньше обучались в специальных образовательных учреждениях, сейчас интегрируются в стандартные школы. Нет исследований, каким образом нужно это учитывать и как обучать такого ребёнка. Поскольку говорение — это самая сложная деятельность, которую выполняет мозг человека. Очень сложно, не имея данных о том, как работает такой мозг, интегрировать ребёнка в класс с изучением иностранного языка.

Вторая проблема, которая существует в Германии, связана с тем, что законы в области образования принимаются не на федеральном уровне, а на уровне федеративных земель. И поэтому каждые пять лет при перевыборах правительства в землях принимаются новые законы. Допустим, раньше средняя школа определялась девятилетним обучением. Затем какая-то администрация приняла решение: у нас будет восемь лет. Потом, допустим, переизбрали это управление, следующее решило, что всё-таки снова девять лет. И так далее.

Учителям приходится подстраиваться, а времени, чтобы на это реагировать, не так много, поэтому школы уже просто говорят:
оставьте нас в покое, дайте нам работать!

Глава Минобрнауки РФ в сентябре 2017 года заявила, что в школах целесообразно изучать один иностранный язык, предпочтительно английский

В России тоже имеются интересные законодательные инициативы. Сначала на законодательном уровне ввели обязательные для школьников два иностранных языка. Сейчас депутаты всерьёз говорят о том, чтобы отказаться от изучения второго языка и сдачи экзамена по нему, потому что, практически дословно цитирую, зачем школьникам знать два языка плохо, если они даже один не могут выучить хорошо?

Я, конечно, не считаю такое развитие позитивным. Язык даёт возможность сменить перспективу видения, начать понимать других людей. Информацию о каких-то странах мы можем прочитать и в интернете, но только знание языка позволяет нам побывать в шкуре человека другой культуры и увидеть всё его глазами.

Я считаю, что одного языка
в жизни каждого человека
абсолютно недостаточно!

Язык расширяет функционал мозга. Если мы приобретаем знания в естественнонаучных дисциплинах, это не так сильно влияет на нашу личность и на нашу идентичность. Потому что язык связан непосредственно с личностью, и он отражается абсолютно во всех областях жизни. То есть, попадая в какую-то чужую страну, мы, не зная её языка, оказываемся в опасности. Как я, например, здесь, в России: меня остановит полиция на дороге — я вообще не знаю, что сказать. Меня можно легко ранить или что-то со мной сделать, потому что я не знаю этого языка. И я не могу понять людей, которые вокруг меня разговаривают.

Но вы уже не первый раз в России?

Да, в 2013 году я уже был в Новосибирске. Меня приглашал Гёте-Институт на выставку «Прикоснись к математике», также с темой CLIL. Поэтому я очень рад, что меня пригласили сюда снова. Я отменил у себя в университете все занятия, так и сказал: «Я очень хочу туда поехать, потому что для меня это важно». Даже общение с вами даёт мне очень много, поскольку это всегда некий разговор с самим собой и развитие собственных идей.