сегодня
29 марта, 11:39
пробки
6/10
курсы валют
usd 92.26 | eur 99.70
сегодня
29 марта, 11:39
пробки
6/10
курсы валют
usd 92.26 | eur 99.70

Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол»

Фотографии Марии Тищенко

Корреспондент Сиб.фм на Парижском книжном салоне нашёл книгу с фотографиями Санкт-Петербурга внука русской эмиграции первой волны, сына звёзд американского балета и фотографа ЮНЕСКО Александра Орлова. И поговорил с её автором о жизни русских в Париже после революции 1917 года, традиции семейного стола без политики, балетных кампаниях за рубежом, поиске Америки врага и фотографиях, дающих свободу.

Нечего было делать — балерины забеременели

Расскажите подробнее вашу семейную историю: получается, вы внук той самой русской эмиграции первой волны?

Да, у меня в семье почти все эмигрировали из России. Отец Николай родился в 1914 году. Его отец, мой дед, ушёл на фронт Первой мировой войны до его рождения и не вернулся. Во время революции в 1917 году бабушкин дед — Орлов — был членом думы и губернатором Тверской губернии. Естественно, когда всё началось, они сразу побежали: были эвакуированы белой армией и в конечном итоге добрались до Одессы, а из неё в Турцию. Бабушка с ребёнком (моим отцом) провели там восемь лет. Так долго, потому что бабушка категорически отказывалась от Америки — и Южной, и Северной — как от страны дикарей. И в общем-то была права.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 2

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 3
Русский балет Монте-Карло — балетная компания, созданная в 1932 году и разделившаяся потом на две самостоятельные антрепризы: полковника де Базиля и Рене Блюма

У этого поколения уже была французская культура, они говорили на этом языке между собой. Потому что после французской революции была огромная волна эмиграции из Франции в Россию, а потом наоборот. Так что бабушка всё время ждала, чтобы их пустили во Францию. В конце концов дождалась. Мой отец в принципе вырос там. В молодости он был заинтересован балетом, учился у известной балерины Ольги Преображенской, которая преподавала в Париже, и стал довольно известной международной звездой. Был в различных балетных компаниях, например, Русские балеты Монте-Карло, Гран балле дю марки де Куэвас, Русские балеты полковника де Базиля.

Со стороны мамы — Нины Поповой — тоже была связь с Францией. Дедушка Попов из Ростова — гидроэлектрический инженер с французским дипломом. Они попозже бежали, потому что к ним революция дошла не так быстро, как до Петрограда. Мама родилась в 1923 году.

Во Франции, как говорил мой дед, их встретили «мордой об стол».

Несмотря на то, что они все разговаривали по-французски и имели французские дипломы, он был шофёром такси. Но всё равно остались в Париже.

Ваши родители познакомились в Париже?

Да, познакомились в мире балета. Они вместе были на гастролях в Южной Америке с базильевской компанией. В Кубе компания забастовала, потому что Базиль им не платил.

Там нечего было делать, кроме как загорать и есть кокосовые орехи, поэтому многие балерины забеременели.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 4
American Ballet Theatre в 1960 году стал первой американской балетной труппой, гастролировавшей в Советском Союзе

В этот момент их пригласили в Штаты, в Америку, где я и многие другие дети родились. Совсем случайно: мы могли бы быть и кубинцами, но оказались американцами. Это сыграло свою роль: известные балерины с рождёнными детьми в Америке довольно быстро получили все необходимые документы.

Потом они начали строить свою американскую карьеру — American Ballet Theatre, который создан именно этим поколением, потому что балета там в принципе и не было: он появился благодаря наплыву русских. По сути они стали основателями американского балета, но тогда всё было иначе: им не платили бешеные деньги, как потом другим беженцам, например Михаилу Барышникову, Наталии Макаровой. Зато они путешествовали по всему миру, их называли baby ballerinas. Моей маме было тогда лет 16, а в Штатах — 18.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 5

Родители в юном возрасте уже объездили с балетом полмира: у них были гастроли по Австралии, Англии, Германии, Италии.

Меня оставляли в разных местах. Сейчас немыслимо оставлять ребёнка где попало, например в гостиницах. Помню, как было в Испании: мне сказали, что если что-то будет нужно, могу воспользоваться телефоном, кто-нибудь придёт. Вот такой babysitting. Чаще, конечно, оставляли у тётушек и дедушки, который жил в Париже.

Русская эмиграция на чемоданах

Какие детские впечатления остались самыми яркими о жизни с бабушкой, дедушкой и тётями и о русской культуре?

В детстве меня впечатляло понятие семейного стола. Когда малыш первый раз сел, то уже мог сесть и за семейный стол. Так у нас было заведено. Если ты будешь что-то говорить за столом, то должен свою мысль защитить, аргументировать.

То есть чушь нести нельзя!

Эти семейные столы длились часами: начиналось, как полагается, с борща, водки, сёмги, а заканчивалось пирожками. И разговоры, разговоры. Баба, как мы её называли, — Светлана Александровна — всё это готовила и каждый раз говорила:

«Ни в коем случае за этим столом про политику не говорить!»

Только она выйдет из кухни, как начинались разговоры о политике.

Так как они оба были профессорами, то приглашали своих коллег в гости. Летом мы жили недалеко от моря. После этого семейного стола и бесконечных разговоров ходили купаться. Возвращаемся — во всех домах синий и зелёный свет от телевизоров, а у нас на балконе слышны разговоры. Три часа утра, а у нас ещё никто не расходится. Другая культура и другие понятия — это мне позволило открыть свои горизонты и мир. Благодаря этому любопытству все эти университеты и школы меня не задавили. Они учат сидеть, молчать и являться вовремя. То же самое на работе.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 6

Представители этого поколения сидели на чемоданах и не верили, что это безобразие может долго продолжаться. У них была одна мечта — вернуться, продолжать свою жизнь, культуру. Из-за этого нас постоянно мучали бесконечными уроками, в том числе балетными.

Я вырос в русском доме, в котором категорически было запрещено говорить по-английски — только по-французски или по-русски.

Телевизор был запрещён. Мы всегда через окна смотрели к соседям, на этот синий свет, и завидовали им.

Если нам было скучно, то говорили идти читать. Только когда уже поступили в high school, нам разрешили купить радио. Когда мне исполнилось 14 лет, я сказал, что с меня хватит, и записался в скауты. Стал наглым тинейджером.

Когда вы жили, учились в Париже, у вас было совмещение двух культур — русской и французской?

Да, помню, когда я был в третьем классе, мог сказать «лестница» по-русски и по-французски, а по-английски ещё не знал и вышел нарисовал на доске. В средней школе и в университете я лучше, чем профессор, говорил по-французски и постоянно поправлял её. Она мне говорила в ответ:

«Делай, что хочешь, только молчи».

Действительно двойная культура была: пересекал порог дома, а там висели иконы, портрет царя. В старости мои родные всё же съездили в Россию и вернулись с такими впечатлениями: «Ужас! Что же они сделали с русским языком?! Они его совсем загадили! Многие матерятся! На каждом углу грубые слова! Как же они могли так исказить наш родной язык?» Их поразило ещё то, как был заброшен Питер. Я столько слышал в детстве о Санкт-Петербурге, о том, какой это феерический город. Когда я туда приехал, то сравнил. Не знаю, как теперь, я уже семь лет там не был. Эти ларьки, эти старушки несчастные на улице. До сих пор это там есть?

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 7

Университет как бегство от идиотской войны

Потом вы пришли к преподаванию русского языка в университете?

Да, я окончил школу, выбрал Arts в Институте Дальнего Востока и России в Штатах. Это происходило во время Вьетнамской войны, поэтому тех, кто учился, не забирали. Дополнительная мотивация, благодаря чему меня не забрали на эту идиотскую войну. Я стал ассистентом профессора, преподавал русский язык. Нас настраивали против России. Когда я первый раз поехал в Россию, то сопоставил пропаганду с двух сторон.

Раньше выбор Arts в институте позволял тебе идти в любую сторону, а теперь либо ты программист, либо специалист по маркетингу, либо экономист. Если сейчас выбрать Arts, то трудно найти какую-либо работу. Многие дети моих знакомых окончили институт, но не могут найти работу. И такая ситуация по всему миру.

Моё поколение — конец эпохи. Денег нету, но я не могу жаловаться.

Я преподавал русский язык и литературу. Во всех университетах была программа «Учебный корпус офицеров запаса» (The Reserve Officers' Training Corps) для тех, кто записывался в армию: наиболее интеллигентных — посылали в университет, где они могли изучать культуру врагов, в том числе советской России.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 8

Они даже по-английски еле-еле могли своё имя писать. У меня в классе, к сожалению, было большинство таких студентов, потому что их не забирали сразу на войну: они могли два года изучать русский язык, чтобы лучше понимать психологию противника. Я подумал с горечью: «Неужели это будут наши офицеры?» Но какие бы отметки они не получали, автоматически проходили, потому что государство платило университету. Это тоже меня разочаровало в преподавании. Если это политика и экономика, то где же тут образование?!

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 9
Библиотека The London School of Economics and Political Science является самой крупной в мире библиотекой по общественным наукам

Ещё один пример. Профессор из известного подразделение Лондонского университета —Лондонской школы экономики и политических наук (The London School of Economics and Political Science) был приглашён в наш университет преподавать во время Вьетнамской войны культуру Вьетнама. Он в свою очередь приглашал на конференции и преподавать буддистских монахов — из тех, которые в те времена сжигали себя на улице, облив бензином, в знак протеста против войны. Это не понравилось руководству: просто так выгнать престижного профессора они не могли, поэтому начали сокращать ему зарплату, подговаривали студентов бунтовать.

Так было в те времена. Я боюсь, что такие времена скоро вернутся. Сейчас идёт мощная пропаганда против России: Америка без врагов жить не может так же, как и Советский Союз не мог без революций.

Мы без войны не можем. К сожалению.

Съехал с рельс. В фотографию

Разочаровавшись в преподавании, вы выбрали фотографию?

Так как я столько лет провёл в академической среде, мне надоело там сидеть. Нужно двигаться, путешествовать, открывать себе горизонты. После того, как я и поучился, и попреподавал, понял, что это тупик. Конечно, можно преподавать восемь месяцев в году, а в остальное время, например, писать книги. Но всё равно ты прикован к университету, а с фотографией можешь быть свободным. Одна из причин, почему я заинтересовался фотографией, — ты не ограничен тематикой: можешь снимать что угодно.

Случайно заинтересовался фотографией ещё студентом. Что называется — съехал с рельс. Как говорили все мои старики:

«Как ты смеешь, у тебя такое образование, столько дипломов и ты будешь фотографом?»

Теперь моя карьера творческая, всё это благодаря эмиграции, которая дала мне дух авантюр. Даже мой отец сказал, когда я заинтересовался фотографией: «Я очень боялся, что ты будешь ходить в костюме и галстуке», а бабушки и тётушки возмущались: «Ты будешь голодать всю свою жизнь, работая фотографом!» Зато я проехал полсвета со своей профессией. Благодаря этому у меня уникальное мировоззрение: когда я слышу любую пропаганду, то сразу же её отсекаю.

Сейчас вы живёте не во Франции, а в Нью-Йорке?

Я жил во Франции много лет. Когда родители начали стареть, мне пришлось вернуться в Штаты, хотя я предпочитаю Европу, несмотря на все беспорядки с беженцами. Но и на Нью-Йорк не могу жаловаться — это космополитический город, где есть разные культуры. Мой отец философствовал и говорил о городе: «Нью-Йорк, Нью-Йорк — какая чудная страна!» Нью-Йорк мало общего имеет со всей Америкой. Там ни на кого косо не смотрят, а как только выезжаешь из Нью-Йорка, то начинается другое отношение, например, к тёмнокожим.

Рафинированная кухня и книги с фотографиями

Вы не просто фотографируете, а делаете книги с фотографиями: как правило, в соавторстве или самостоятельно тоже?

Я предпочитаю книги. Я вырос в такой среде: все мои старики, тётушки, преподавали в университетах. Я с детства окружён книгами.

Я впитал осознание того, что книга — это что-то вечное.

Есть старые книги, которые до сих пор привлекают. Первую книгу с фотографиями я писал самостоятельно. Сделал её о карнавале — языческом празднике, который существовал во всех культурах мира: ездил по Европе, Латинской Америке. Это праздник, который в той или иной форме существует по всему миру. В христианстве много веков подряд пытались задавить этот праздник, потом уложили его в традицию Масленицы.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 10

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 11
Елена Молоховец — автор знаменитой книги «Подарок молодым хозяйкам или средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве» (1861)

Книгу о русской кухне царских времён я сделал совместно с моей тётей. В семье были многочисленные тома древних кулинарных книг, например, Елены Молоховец. Все рецепты тогда были написаны на французском. И шеф-повара были в основном французы. В какой-то степени эти книги — исторические документы, потому что они объясняли, как кормить куриц, чтобы у них был определённый вкус мяса. Сейчас это нам в голову вряд ли придёт. Например, их кормили можжевеловыми ягодами, из которых делают джин. Представляете, какая была рафинированная кухня в те времена?

Вообще с издателями сотрудничать сложно: они предпочитают в качестве авторов текста каких-то экспертов. Для книги о Санкт-Петербурге нашли архитектора, о балете — критика балета, о шёлковом пути — историка. Но эти все проекты придумываю я и представляю их издательству. Надо сказать, что издательский мир с каждым годом меняется, уменьшается.

Вы видите, что ползала Парижского книжного салона пустые.

Во Франкфурте в октябре есть мировая книжная выставка Frankfurter Buchmesse, где происходит то же самое.

Была эпоха, до цифровой культуры или на границе с ней, когда гораздо легче было найти издателей: они смотрели в первую очередь не на выгоду, а на интересную и необычную тему. Сейчас крупные издательства вытесняют небольших. Мне сложнее становится найти своего издателя. Мир в сфере издательской деятельности сильно поменялся, и я не уверен, что к лучшему.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 12

С кем вы сделали совместную книгу о Санкт-Петербурге, которую я увидела на российском стенде Парижской книжной ярмарки?

Я даже не знал, что эта книга здесь будет, потому что издатель не участвует в этой ярмарке, она больше именно для продавцов книг.

Как всегда связи в жизни могут быть совершенно неожиданными, поэтому я встретил компанию людей, которые занимались охраной санкт-петербургских памятников. Они показали мне разные места, например, Русский музей, где есть бывший орловский дворец, Гатчину, и я затеял сделать книгу о Санкт-Петербурге. Начал приезжать и снимать этот город.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 13
Исторический центр Санкт-Петербурга и связанные с ним группы памятников — первый в России (и СССР) объект Всемирного наследия ЮНЕСКО

С главным директором охраны памятников Санкт-Петербурга Борей Ометовым мы решили сделать эту книгу совместно с ЮНЕСКО. Потом мне предложили присоединиться к другому проекту ЮНЕСКО, посвящённому Великому шёлковому пути. Маршрут от Одессы, через Туркменистан до границы с Китаем мы проехали в два этапа. Я тоже сделал книгу, а ещё книги о японском городе Киото, Алжире.

Эфемерная культура и ЮНЕСКО

Книгу о близком вам балете вы сделали тоже с помощью ЮНЕСКО?

Балет я снимал всегда, особенно русский, который приезжал во время тогда ещё железного занавеса. Редко приезжали, их охраняли, потому что они искали возможность перескочить за рубеж. Потом я нашёл английского издателя, который заинтересовался этой темой и хотел, чтобы я снял русский балет за кулисами, как его творят. Меня отправили в Москву и Санкт-Петербург, где я снимал классы, репетиции, атмосферу театров за сценой.

У ЮНЕСКО есть такое понятие как эфемерная культура (ephēmeros): живая культура, которую ты видишь каждый раз разной. Балет именно такой, поэтому им эта тема тоже подошла.

Ездить в Россию в те время было очень сложно.

Когда я первый раз поехал туда, меня поселили очень далеко от города, в гостинице для скандинавцев, которые приезжали туда только напиваться, потому что это было дёшево. Благодаря ЮНЕСКО меня потом переселили в хорошую гостиницу.

С ЮНЕСКО мне повезло тогда. В те времена там все не было политизировано: были наука, культура, образование, а теперь пошла жуткая политика.

Доступ к директору был простым: говоришь, что есть идея, и приходишь на встречу.

Не дают деньги, но помогают: предоставляют допуски, письма, чтобы можно было легко осуществлять съёмку, например, в каком-нибудь алжирском дворце или храме. Во время проектных экспедиций все расходы покрывались. Сейчас же в здание ЮНЕСКО тяжело войти просто так: проще сесть в самолёт, чем зайти туда на выставку.

Фото Русская эмиграция в Париже: встретили «мордой об стол» 14

Что в фотографии для вас важно: может быть, предпочитаете какой-то жанр?

Для меня в фотографии нет жанра. Видишь что-то красивое и фотографируешь. Есть свадебные или интерьерные фотографы — это в большей степени зарабатывание денег. Я был фотожурналистом, но быстро понял, что меня мало привлекает человеческое безобразие, как я это называл. Помню, что в университете снимал демонстрации против войны, как полиция бьёт студентов, пускает газ или стреляет из водяных пушек. Но больше меня привлекает культура. Мне повезло, что в те времена в ЮНЕСКО двери были открыты. Можно было поехать куда хочешь, если есть хорошая идея.

Фотография — это очень личное. Если у фотографа есть определённый талант, то он выражает себя. Не каждому удаётся. Как и везде, бывают гении.

Сейчас все становятся фотографами, это всё меняет.

В таком случае я больше люблю работу с агентствами, когда команда трудится над идеей, создавая книгу, а не когда ты просто загружаешь огромное количество фотографий в какой-то фотобанк. Потом кто-то, не всегда занимающийся иллюстрациями профессионально, выбирает твою работу и где-то публикует. Порой можешь даже не узнать свой снимок! Человек, который всё увидел, почувствовал, создал, отодвигается на второй план.

Загрузка...