Если есть в Новосибирске признанный общественный лидер борьбы за традиционные ценности (или разжигатель религиозных скандалов — тут мнения расходятся), то это он. В 2013 году юриста Алексея Крестьянова прославил иск о защите чувств верующих, в 2014 — он выдвигал свою кандидатуру на пост мэра Новосибирска, сейчас готовится бороться с оперным театром — за возврат оперы «Тангейзер» и изъятие из неё образа Христа. Корреспонденту Сиб.фм правозащитник рассказал о своём отношении к Артёму Лоскутову, взаимных обидах между церковью и художниками, законотворческих инициативах и том, как бы выглядело его идеальное государство.
Последние несколько лет практически все события в Новосибирске не обходятся без вашего внимания. Активная гражданская позиция — это реакция, которая появилась с накопленным опытом, или вы всегда были таким, просто раньше говорить вслух было бесполезно, а сегодня появился шанс, что вас услышат?
Позиция была всегда, но, видимо, только с делом Pussy Riot нас заметили и стали больше прислушиваться. Раньше у нас была организация «Сибирский медиацентр» — своеобразная коммуникативная площадка, на которую приглашали общественных деятелей — политиков, учёных, предпринимателей, мы общались с ними по разным инфоповодам. Но почему-то именно после Pussy Riot всё политизировалось, что ли.
А вообще, говорить стало проще, государство вас слышать стало?
Я за всё время своей работы старался держаться подальше от властей.
Согласен с тем, что власть — это всегда насилие. Часть этого мы принимаем: налоги, суды, армия, правила дорожного движения — никому это не нравится, но это вынужденное насилие.
Но как говорил поэт: «Минуй нас больше всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Поэтому пусть государство будет само по себе, а я сам по себе. Мы никогда не получали ни одного гранта как общественная организация, никогда не пользовались бюджетными средствами. Один раз свяжешься, а потом затянет, власть — это наркотик. Фильм «Левиафан» недаром такой фурор произвёл. И многие мои знакомые даже завязали с бизнесом и ушли во власть. Так спокойнее. Люди перерождаются, поэтому с властью опасно иметь дело — привыкнешь к лёгким деньгам и потеряешь себя. Многие юридические компании исчезли с рынка, но живут хорошо. Что они делают? Просто получили бюджетное финансирование, «присосались» к этому ручейку. Зато теперь в нашем общественно-политическом секторе у нас нет конкурентов — ни друзей, ни врагов.
Три года назад вы прославились тем, что подали иск против Pussy Riot. Чем они вам не угодили?
Скажу сразу: мы добились своей цели, хоть и проиграли дело. Нашей задачей было изменить законодательство. Когда мы стали изучать ситуацию с Pussy Riot, сюжет стал прорисовываться сразу. Весь мир считал, что они пришли в храм, помолились, спели песню. На самом деле запись потом смонтировали в клип «Богородица, Путина прогони», и уже он как аудиовизуальное произведение вызвал такое возмущение у людей — как за песенку девушек посадили. Но судили их не за песню, а за действия в храме, за хулиганство. Когда мы разрабатывали стратегию, поняли, что надо принимать огонь прессы на себя, отводя внимание от государства, от страны.
То есть ваш иск был способом отвлечения внимания?
Не только. Хулиганство же наказывается по закону, но почему никто не говорит о чувствах тех людей, для которых храм — святое, сакральное место? Все носятся и ищут у нас гражданское общество, а мы считаем, что это и была его акция — это был гражданский иск, без участия государства. Называется — давайте сядем и поговорим. Граждане с гражданами, но с нами не стали разговаривать.
Да, мы проиграли, но это дало знак государству, и через месяц в законодательство внесли изменения. До этого никто не говорил про оскорбление чувств верующих — христиан, буддистов, мусульман, но с помощью СМИ, четвёртой власти, нас услышали. Даже обращаться в Европейский суд по правам человека не понадобилось.
Но вы же понимаете, какую волну запустили? У людей появился тот самый инструмент, которым пользоваться никто толком не умеет, и поэтому он становится чуть ли не «карающим мечом» против всех и вся.
Я не верю в грех. Я верю в «правильно» и «неправильно», «хорошо» и «плохо»
Конечно, понимаем. Мы отбивались от всех нападок, были готовы подавать иски в дальнейшем. Но с нами тогда сесть и нормально поговорить никто не захотел. Почему тогда после скандала с «Тангейзером» Борис Мездрич звал митрополию на разговор? Ситуация отзеркалилась — тогда искусство не хотело слышать религию, сейчас наоборот. То же самое с Мэрилином Мэнсоном, группой «Бегемот», Сашей Грей — у верующих точно такие же права, как у людей искусства, а конструктивный диалог не задался с самого начала.
Эта война продолжается уже третий год: назовись «православным активистом» и выступай против всего, что вам не нравится.
Пусть это лучше будут православные активисты, чем стражи исламской революции.
Православные просто переломили ситуацию и объяснили, что творчество не равно вседозволенности.
А теперь православие ассоциируется со вседозволенностью.
Тоже неверно. Они просто повлияли на общественное мнение и достучались до власти, теперь у них есть закон. Когда мы подняли [железный] занавес и в Россию хлынули не лучшие образцы Запада, произошёл слом всех координат и систем, которые позволяли идентифицировать себя в обществе. И появилась уверенность, что можно делать всё, что не запрещено законом. Только забыли, что это должно ещё не ущемлять и не нарушать прав третьих лиц.
Репортаж Сиб.фм с первомайской Монстрации
Почему так произошло?
Идеологии нет. Никакой. Мы просто живём в нашем капиталистическом обществе, движимые инстинктами: есть, переваривать и размножаться. Мы сломали весь наработанный во времена социализма нравственный багаж, а нового не создали.
Три года назад вы судились с Pussy Riot, за что ответный иск на вашу юридическую фирму подал Артём Лоскутов. Вы знакомы с ним лично, как к нему относитесь?
Мы знакомы только в рамках судебного процесса. А так я отношусь к нему положительно — он человек творческий и неординарный. Мне кажется, у него есть слабые признаки аутизма, но в хорошем смысле. Хороший аутист — это талантливый человек.
Ведь самый нормальный человек с точки зрения медицины — это дебил, а немножко сумасшедшие — это те, кому не всё равно, кто имеет какой-то талант. Лоскутов — художник-акционист, у него это замечательно получается.
Как вы думаете, какие мотивы у организаторов абсурдного шествия — политические или экономические?
Мы можем только предполагать, что кто-то эти акции проплачивает. Но я абсолютно уверен, что в деле Pussy Riot основная поддержка была именно от группы наших олигархов, противников Путина, которые решили нанести удар по православной церкви, поддержавшей Путина на выборах. А Лоскутов своей поддержкой Pussy Riot попадает в сферу влияния этих олигархов.
Вы думаете, почему Администрация Президента ногами топала и требовала запретить Монстрацию в Новосибирске? Все ждали провокации.
А Монстрация — уже сама по себе провокация. Художественная.
Лоскутов умеет делать инфоповоды, которые кому-то вредят, кому-то помогают. Он как поп Гапон — приехал, подал заявку, но отлично знал, что ему не согласуют мероприятие.
Почему? В том году без проблем согласовали.
А два года назад? Тогда мы этому посодействовали. Тогда Лоскутов хотел отказаться от роли организатора, и его место готов был занять я, принять условия муниципальных властей, изменить маршрут. И ведь все обрадовались! Но вы бы видели лицо Артёма. Ему же надо было, чтобы акция прошла несогласованной, вопреки, а не по велению, чтобы он получил свои несколько суток за это. Только тогда это является современным искусством.
А вы зачем вмешались?
После скандала с оперой режиссёр Тимофей Кулябин отправился в путешествие «по местам преступления Генриха Тангейзера»
Мы игроки, у нас азарт появляется в таких ситуациях. Если кураж есть — мы работаем. Мы начали в шутку пугать, что если не придут монстранты, то мы позовём православных, хотели учредить три премии, чтобы народ как-то поощрить.
Вообще, я всегда против запретов. К тому же «Тангейзеру» у меня нет претензий, только уберите из постановки образ Христа, и все будут довольны. Мы сейчас готовим гражданский иск к оперному театру на эту тему — будем требовать возврата оперы и изъятия из неё образа Христа. Заставим Кулябина и оперный сделать это по суду. И если решение будет в нашу пользу, то он будет вынужден переделать постановку. Пусть исправит, может любой другой скандальный образ туда поставить — хоть Ангелу Меркель, хоть Путина. Мы хотим опять добиться изменения законодательства, чтобы люди как налогоплательщики были вправе спрашивать и с творцов, и с директора театра, которые тратят бюджетные деньги. Мы категорически против такого способа отмывания денег.
Подождите, так вы против коррупции и отмывания государственных денег или против демонстрации образа Христа?
Всё просто совпало. Режиссёр же ввёл образ Христа только из меркантильных соображений, тем самым задев права определённых слоёв населения. А ведь все знают: твоя свобода что-либо делать кончается там, где начинается территория другого человека.
Церковь — это надежда нашего общества или всё же препятствие для его современного развития?
Конечно, надежда!
50 миллионов так называемого «быдла», которое сейчас только и делает, что пьёт пиво и смотрит «Дом-2», только церковь сможет удержать в каких-то традициях, правилах, нравственности.
И мы одной ногой среди светского общества, а второй — с верующими, потому что понимаем, что это наши граждане, которым нужна помощь, никто не может их защитить от закона «человек человеку — волк».
Кто для вас идеал борца за справедливость?
Андрей Сахаров, наверное. Это для меня человек, перед которым я преклоняюсь. У меня к нему щемящие чувства. Это наш Дон Кихот Ламанчский.
Алексей Крестьянов рассказал Сиб.фм о подготовке к суду против Pussy Riot
Что должно случиться, чтобы вы, грубо говоря, успокоились? Каков ваш «идеальный мир»?
Если каждые пять лет на выборах будет полная смена чиновников. Чтобы все, кто сейчас сидят на своих постах, ушли, а на их место пришли те, кто сумели сами что-то заработать, создать, дать людям работу. Те, кто смогли организовать и прокормить сами себя и всех этих слуг народных. Понимаете, сейчас все общественные средства разворовываются, растаскиваются потому, что чиновники просто не умеют хозяйствовать. А если бы они точно знали, что им придётся через пять лет идти на рынок труда, то они бы только и думали, как лучше обустроить малый и средний бизнес. А пока они и мы живём в очень разных мирах.