Любовь-ненависть

Кто больше прав — скучающие по СССР или презирающие Совок? Где было больше счастья — там или здесь, когда ехать, носить и говорить можно почти всё? Режиссёр постановки «С вечера до полудня», которую 22 июня в «Старом доме» представит питерский «Приют комедианта», Марфа Горвиц рассказала корреспонденту Сиб.фм, как вступила в конфликт с пьесой идеалиста Виктора Розова, почему действительность советской интеллигенции была ненастоящей, как человеческое в людях побеждает все идеи, которым нужно соответствовать, и почему это прекрасно.

Марфа Горвиц
Родилась 22 июня 1983 года в Москве. В 1999 году окончила Московскую международную куиношколу и в этом же году поступила в Высшее театральное училище им. М. С. Щепкина. В 2010 году окончила режиссёрский факультет РАТИ-ГИТИС. Во время учёбы в спектакле «Страх и трепет» исполнила роль Снежанны, была занята в спектакле «Семь невозвратных потерь» по прозе И. Бунина

Марфа, возлагаете ли вы какие-нибудь надежды на эти гастроли? Именно на Новосибирск.

У меня с Новосибирском вообще родственная связь — папа из Новосибирска. Сейчас на улице Советской живёт мой дядя с семьёй. Да и с гастролями история почти мистическая: я посвятила «С вечера до полудня» 80-летию папы, первые гастроли пройдут на его родине, и играем мы его в день моего 35-летия. Вот такие дела.

Ух ты! Закрученная история. А почему именно спектакль о взорванном страстями быте советской интеллигенции вы посвятили отцу?

Так сложилось. Я к этой пьесе обращалась ещё на розовской лаборатории в Центре драматургии и режиссуры на Беговой в Москве. Я тогда этот текст выбрала.

Хотелось проверить, возможен ли он только в контексте эпохи или универсален, а поскольку папа — яркий представитель той эпохи, диалог случился как-то органично.

И главное, что я его затеяла не потому, что текст вдруг возник — внутренний спор начался задолго до моего знакомства с пьесой. Она стала только поводом заговорить о противоречиях и сложностях между мной и прошлым, корнями. Это было длящееся тяжёлое противоречие.

В одном интервью вы говорили, что у вас личные и крайне противоречивые отношения с идеологией, в частности, с советской. Обращение к драматургии Розова не попытка понять восторженных советских граждан?

Это идеализм... Я тут недавно посмотрела фильм «Шумный день» Эфроса с молодым Табаковым в главной роли и, честно говоря, изумилась. Мне стало интересно: а сам Розов за чистую монету это всё воспринимал? Стыдил фарцовщиков... Я понимаю, что он имеет в виду: «Ребята, не в вещах счастье». Хорошая идея? Хорошая! Но при этом в мире Розова, как через розовые очки, мы видим идеальных мальчиков и девочек — симпатичных людей. А рядом с ними существуют меркантильные, расчётливые дяди и тети, то есть как бы не симпатичные. Я сейчас очень грубо говорю.

Мне было очень интересно взять и докопаться до настоящих, потаённых мотиваций героев, потому что идеальные персонажи вызывают какое-то недоумение и подозрение — то ли они идиоты, то ли многого не знают.

Для меня лично пьеса Розова не про «уехать-остаться» и все эти идеологические дела. Эти вопросы для меня неживые, несущественные и неправдивые. А в пьесе есть другие, скрытые важные вещи. Когда отец не отпускает сына — это не про идеологию, а про то, что он бывшей жене хочет причинить боль. Разворачиваются внутренние человеческие разборки: кто кому причинит больше боли, кто кого больше обидит, кто отомстит. Эти мотивы я понимаю — они про людей: герой не может простить уход жены, всячески пытается давить на это и даже не отдаёт себе отчёта. Больше я разбиралась с человеческими отношениями, а не с идеологией.

А почему?

В какой-то момент мой папа увлёкся идеологией, политикой, устройством государства. Всерьёз. А у меня сформировался иммунитет к этим делам. Меня личное интересует больше, чем общее. Поэтому у меня в спектакле всё, что связано с идеологией, карикатурно и гротескно. У меня нет злобы по этому поводу. Посмотрите спектакль, и вы почувствуете.

Откуда у спектакля марионеточность, которую отмечают многие критики?

Это такая смешная и одновременно интересная штука вышла — все заметили специальную «марионеточность». Мне это было нужно, чтобы создать художественную реальность. Я вам даже не могу сказать, откуда здесь ноги растут. Мне очень нравится режиссёр Уэс Андерсон, фильмы, которые он снимает про прошлое. В его случае никто не говорит про «марионеточность» — все персонажи органичны. И я делаю про прошлое. Но это не реальность. Мне бы хотелось донести и продемонстрировать, что мы не претендуем на то, что действие разворачивается здесь и сейчас.

Получается, это мир узнаваемый, но не тот, который нас окружает?

Это реальность, где живут люди, на которых хотелось беспристрастно посмотреть. У меня с этими героями, с драматургией и временем, как и с самими корнями, и с самим прошлым, сложносочинённые отношения. Это точно не умиление ретро: «Ах, как здорово всё было». И точно не ненависть: «Какие все уроды были». Такая любовь-ненависть в одном флаконе.

Вы так пытаетесь осмыслить и понять, сформировать своё мнение — почему так было? Где жизнь, а где партия?

Конечно. Мне, например, очень дорого сообщение одного молодого критика в фейсбуке: «Марфа, у меня такие сложные отношения с родными. Я их очень люблю, но, когда приезжаю и начинаю слушать, у меня лезут волосы от того, как они рассказывают, что надо вернуть коммунизм и решить все проблемы». Она уловила в спектакле это сложное чувство, кода любишь, но не можешь согласиться. Вот на этом чувстве и была выстроена вся эстетика постановки. Мне некоторые люди пишут про этот спектакль: «Удивительно, как Горвиц удаётся балансировать между фарсом и реальностью и не падать ни туда, ни сюда». Если так, то я очень рада. Потому что это не может быть однозначно фарсом, трагедией или документальным театром.

Это сложносочинение.

Вы смотрели экранизацию «С вечера до полудня» в процессе подготовки к спектаклю? Какие отношения у вас выстроились с фильмом?

Два раза точно. Конечно, выстроились взаимоотношения. Фильм прекрасен, и я понимала, что волей-неволей вступаю с ним в диалог или даже в конфликт. Потому что он такой медленный и печальный, серьёзный... по-розовски снятый. А мне хотелось другого — препарировать, без придыхания подойти к этим героям. Свежая аналогия: вышла премьера «Три сестры» в московской мастерской Сергея Женовача.

Там Вершинин решён как лёгкий человек — у него интрижка с Машей. Гениально же! Это как раз об отсутствии придыхания.

Основной темой в рассказе «Несчастье» является любовь и положение женщины в обществе. Рассказы, написанные писателем в 1886 году — отмеченном важными событиями, — поднимают вопросы чувственности

Чехов, который называет вещи своими именами.

У него есть такой рассказ замечательный — «Несчастье». Героиня, замужняя женщина, мучается — у неё появился ухажёр, и она понятно чего хочет, но не может позволить себе назвать вещи своими именами. А Чехов смотрит на неё, посмеивается и жалеет одновременно. Зрит в корень. Да, с одной стороны, она понимает, что это грех, и маскирует его фантазией про любовь.

А Чехов видит, как она мечется и выкручивается, и будто говорит ей: «Милая, не суетись. Не пытайся оправдать желания высоким чувством. Просто жизнь проходит, и жаль упущенных возможностей. У всех так, и всех жалко». Чехов — он про жизнь, он показывает, как мы прикрываемся идеалами, как за ширмой, а за ней делаем что-то другое. Мне как раз с этим «чем-то другим» интересно разбираться.

Без идеалов тоже не проживёшь?

Наверное, балансировка нужна...

Планируете обратиться ещё к чему-то из Розова?

Точно не в ближайшее время. Сейчас я хочу поработать с современной пьесой.

Правда? Было время, когда вы сторонились этой темы... Если исходить из того, что вы любите называть вещи своими именами, можно предположить, что вас заинтересовал бы, к примеру, Василий Сигарев...

Очень хочется обратиться. А Сигарева очень люблю. Особенно ироничного Сигарева. Если выбирать между «Жить» и «Страной Оз», я выберу «Страну Оз». Да, он тоже называет вещи своими именами, но где он это делает без юмора, мне становится невыносимо жить. После «Жить» мне тяжело, а после «Страны Оз» — наоборот. Хотя своими именами вещи названы и там и там.

Какую из его пьес вы бы воплотили на сцене?

У него есть такая пьеса «Алексей Каренин». В ней — и ирония, и здоровый, отстранённый взгляд на всех персонажей, и любовь. Но сейчас я хочу поставить пьесу Константина Стешика «Летели качели».

А что насчёт переосмысления классического сюжета?

Я поэтому и заговорила о Каренине. Ещё у меня есть спектакль «Золушка», там переосмысляется французский миф — пьеса Жоэля Помра. И вот у меня появилась идея пойти таким же путем, как Помра, и предложить нашим драматургам взять русскую народную сказку и переосмыслить её с точки зрения психоанализа.

Вот Царевна Несмеяна почему она не смеётся? Интересно..

Пару лет назад вы говорили, что многое в вашем творчестве определяет Чехов и вы обращаетесь к чеховской драме в произведениях не самого Чехова. Что-то с тех пор изменилось?

Только усилилось. Сейчас у меня есть одна затея: соединить голландские сказки про экзистенциальный кризис животных с монологами сестёр из «Трёх сестёр». У меня лошадь там молчаливая будет сидеть за столом, и в какой-то момент она начнёт рыдать:Я не работала ни разу в жизни, я хочу работать, работать. Путник в пустыне не так хочет воды, как я работать. Ну и остальные звери успокаивают её, дают выпить виски.

Потом она закуривает сигару и на время успокаивается.