В 1991 году Святейший Патриарх Алексий II освятил камень и крест в основании первого женского монастыря Новосибирской епархии. Через год, когда реставрация завершилась, его осветил владыка — митрополит Новосибирский и Бердский Тихон. Тогда же сюда заехали первые монахини
Покровский Александро-Невский женский монастырь, расположенный в 47 километрах от Новосибирска, — один из двух в регионе. Сегодня в его стенах живут 40 сестёр. Среди них есть те, кто большую часть своей жизни провели в служении Богу, и те, кто только готовится отказаться от мирской жизни. Корреспондент Сиб.фм побывала на монастырском подворье, отобедала в трапезной и даже заглянула в тайный музей под храмом, чтобы выяснить, из чего складывается простое монашеское счастье.
Общее, частное, личное
Приезд журналистов в монастырь — событие неожиданное и, по признанию матушки Марии, которая выступает в роли нашего экскурсовода, волнительное. С мобильным телефоном в руках она встречает нас у входа на территорию монастыря. На мой немой вопрос о современных гаджетах поясняет, что телефон пожертвовал один из прихожан. Теперь мобильники есть у двух сестёр монастыря — именно они и отвечают за «связь с миром».
— Погода с утра нас немножко подвела. Планировали сегодня съездить в лес за лекарственными травами, но в такую сырость там делать нечего. Значит, будем работать в огородах. Мы не выходим на них, когда уже совсем ливень, а это что? Так, маленький дождик, — говорит матушка Мария, ведя нас по дорожке к храму под моросящим дождём.
Эта дорожка и сам храм — «общедоступная» территория. На подворье, огороды, в трапезную и тем более в кельи вход прихожанам строго запрещён. Но нам обещают всё это показать, правда, в кельи, где отдыхают, молятся и спят сёстры, всё равно не пустят — это слишком личное.
— Наш храм был разрушен в 70-х годах. Все 80-е простоял разрушенным. И только после тысячелетия Крещения Руси стало понятно, что власть готова повернуться к церкви и готова некоторые храмы возвращать. Вот этот храм был возвращён одним из первых, если говорить именно про старинные храмы, — рассказывает матушка, пока мы прогуливаемся вокруг него. — Но и тогда, когда храм стоял разрушенным, службы не прекращались. Батюшка принимал прихожан в деревянном доме, на втором этаже.
Бывало и такое, что батюшка младенца крестит, а внизу, на первом этаже, свадьбу играют.
Отречься от воли во имя бога
К нам приближается протоиерей Покровского Александро-Невского монастыря Алексий Малахов. Матушка Мария складывает руки крестом ладонями вверх и со словами «Благословите, батюшка» целует ему руку. Говорит, что нам повезло, так как у батюшки сегодня нет никаких треб, а значит, расспросить о монастыре, вере и служении Господу в монастыре можно будет и его.
— Служение Богу может быть разным и необязательно в монастыре, — неторопливо объясняет батюшка.
— Но в чём особенность монастыря — человек может отречься от своей воли.
В миру ему приходится заботиться сразу о многих вещах: как себе добыть пропитание, как заработать денежку. А у нас он не проявляет своей воли, выполняет послушания. Вот сказали ему: «Иди огород пропалывать», он идёт и пропалывает. Поэтому монастырь можно сравнить с теплицей: да, растения могут расти везде, но только в теплице вырастают особенные, которые требуют заботы и внимания.
Чтобы стать монахиней, женщине нужно пройти довольно долгий путь. Вначале она «гостит» неделю или чуть больше в монастыре в качестве паломника — трудится, помогает сёстрам и отдыхает духовно. Если в монастыре ей понравилось, то она продолжает свою жизнь здесь, не принимая никаких монашеских обетов. Она становится насельницей. Следующая ступень — иночество. Когда она понимает, что такая жизнь ей по душе и «это её», она принимает небольшой монашеский чин и становится инокиней. Правда, этому предшествует своеобразное собеседование — монахини присматриваются к будущей инокине, смотрит на монастырь и послушниц и она сама. Только уже становясь монахиней, инокиня принимает постриг, посвящает всю свою жизнь Богу и даёт обеты: целомудрия, нестяжания и послушания. Как добавляет батюшка, обычно это происходит с инокиней после того, как она прожила много лет в храме. Как много — не уточняет, так как «у всех всё по-разному».
— Тебе могут предложить принять монашество спустя два года нахождения в монастыре, а могут и через десять лет. Ведь душа человеческая друг от дружку очень отличается, — отмечает матушка Мария.
Но юные монахини — это, скорее, исключение, чем правило. В монастырь обычно уходят в зрелом возрасте. Как, например, в случае с матушкой Марией, которая оказалась в монастыре, когда ей было уже за 30. Вообще об оставленной за границами монастыря мирской жизни здесь говорят неохотно и, несмотря на то, что рады всем, кто приходит к ним в монастырь, особенно подчёркивают: «Реклама нам не нужна».
— Бывает такое, что человек загорелся — всё, не могу, хочу уйти в монастырь. Но видите, как... В монастырь можно идти только в одном случае — если ты свою жизнь хочешь посвятить Богу, — объясняет батюшка. — А не потому, что тебе надоело заботиться о муже, детях и маме или если у тебя есть мирские скорби: зарплату не платят, кредитов много.
Поэтому романтичных юных девушек, которые сбегают в монастырь от учёбы или ссор с мамой, в монашество не принимают. Стараются мягко отговорить, направить, связываются с родителями и успокаивают. Проходит некоторое время, и такие девушки возвращаются домой сами, устав от ежедневного тяжёлого труда и переосмыслив отношения с родителями. Стать монахиней не сможет и замужняя женщина, у которой есть несовершеннолетние дети.
Для ухода в монастырь нужно быть несвязанной обязательствами перед ближними.
— Просто так человеку с улицы сюда прийти вряд ли получится: надо вначале воцерковиться, полюбить церковные службы. Не здесь же тебе их начинать любить, а то будет сложно. Поэтому человек должен приходить уже с головой, — говорит матушка Мария.
— Приходя в церковь, принято снимать шапку. Но голову лучше оставлять у себя, — смеётся батюшка.
О чём молятся монахини
На этот вопрос матушка Мария отвечает уже в стенах храма, в окружении икон:
— Нас, монахинь, объединяет любовь к Богу и к ближнему. В миру ведь как привыкли, ближний — это родственник. А у монахинь понятие ближнего расширяется. Живя с другими, сердце твоё увеличивается невольно, и из этого рождается молитва за весь мир. Вот люди же обращаются: «помолитесь, помолитесь». И мы за них просим, так а как же? Жалко же. Бывает, дочь просит за больную маму, и ты молишься и за маму, и за обратившуюся дочь. У мамы онкология, допустим, и она страдает, но уже смирилась, а дочери помощь божья нужна. Мама потихонечку уходит, а дочь начинает спокойнее это воспринимать — она уже не в отчаянии и готова матери помогать. Ведь когда человек в отчаянии, он никому помочь не может.
Но помогать и просить приходится не только за прихожан, но и за сестёр. И здесь, как говорит матушка Мария, нужно порою перебарывать себя.
— Мы должны привыкать друг к другу, понимать и сострадать.
Вот сегодня, например, твоя сестра не может вынести ведро, заболела, допустим. А у меня мысль: почему я должна за неё выносить?
Не то чтобы таких мыслей не должно возникать. Я просто должна с ними бороться. Это и отличает нас, монахинь.
Внутри храма в церковной лавке работают несколько сестёр, в остальном он заполнен редкими прихожанами и школьниками, которые приехали в Колывань на экскурсию.
— К нам вообще часто приезжают туристы и экскурсии — мы всем рады. Вести нашу жизнь это нисколько не мешает, к экскурсиям относимся как к послушанию. Всё-таки хочется человеку что-то светлое дать.
Притвор представляет собой западную часть храма. Это небольшая пристройка, чтобы войти в неё, надо подняться по ступенькам на возвышенную площадку — паперть
Притихшие школьники рассматривают высокие небесно-голубые стены храма, расписанные орнаментами и божественными образами. По словам матушки, на роспись ушло не очень много времени, сложнее было бороться со своими страхами и забираться под самый купол храма. Поэтому, добавляет она, сестёр-художниц отбирали не по принципу, кто лучше рисует, а «кто не боится».
Выходя из храма, пересекаем притвор с развешанными по его стенам плакатами с архивными фотографиями, историческими справками и цитатами патриарха, на которые матушка Мария обращает особое внимание.
— Видите, что здесь написано?
«Человек становится свободным, а значит, и счастливым, когда он со Христом».
Вот вам и весь ответ на вопрос, почему мы здесь. К нам приходят за счастьем.
— Человек, который приходит в монастырь, не стремится в мир. А вот мир в монастырь приходит, здесь нет препятствий.
И даже если ты выйдешь из стен монастыря, обратно ты прежним не вернёшься,
— добавляет батюшка.
«Незакрытый мир» монастыря
Из храма попадаем на довольно большое подворье, утопающее в цветах. «Это всё потому, что монастырь женский», — поясняет матушка Мария.
Цветами дело не ограничивается — за забором виднеются большие теплицы и аккуратные грядки. Урожай с этих грядок кормит потом монастырь весь год, а часть его отправляют в несколько приходов и в детские учреждения.
— Наш мир не смертельно закрытый. У нас же даже сайт есть!
— улыбается матушка.
И не только сайт, но и сарай со спецтехникой, курятник, несколько коров и телят, а также загон с недавно родившимися козлятами. Все заботы по содержанию животных ложатся на плечи сестёр.
— У каждой сестры своё послушание: кто-то на огороде работает, кто-то на клиросе поёт, кто-то детишек в воскресной школе обучает. Но мы стараемся исходить из того, что человеку по душе, — объясняет матушка Мария. — У нас сестра есть, которая вначале работала на огороде, со временем начала ухаживать за коровами и теперь не хуже любого ветеринара разбирается в болячках. А совсем недавно она получила водительские права и призналась нам, что, окончив школу, мечтала работать с животными и интересовалась автомобилями. Видите, как получается, в монастыре у нас она полностью реализовала себя. А ведь попала к нам впервые, когда приехала всего лишь отдохнуть на каникулах.
Перемещаемся в трапезную монастыря, напоминающую чем-то школьную столовую: несколько длинных столов, застеленных клеёнкой, старенький магнитофон в углу, пианино и иконы.
— Мы вообще не едим мяса, да и не только мы — это такая древняя монашеская традиция. Питаемся рыбой, молочными продуктами... Творог, яйца, молоко — всё это наше. Ещё мы масло сами делаем, а раньше даже сгущёнку варили, — добавляет она. — Но жизнь слишком быстро идёт, темп нарастает, поэтому на сгущёнку уже времени не хватает.
Угощают нас летним борщом со свекольной ботвой, капустным салатом, творогом, молоком и — неожиданно — жареными кальмарами с гарниром из макарон. Перед трапезой батюшка читает «Отче наш», обед также завершается молитвой.
— У нас есть ещё тайный музей под храмом, хотите посмотреть? — спрашивает матушка Мария.
Музей действительно тайный, и, если не знать, что в храме есть ещё какое-то помещение, найти вход в него почти невозможно.
Матушка Мария приподнимает коврик и открывает проход вниз, в который можно спуститься лишь гусиной походкой, то есть переваливаясь из стороны в сторону. Мы пересекаем маленькую комнату со школьной доской и рядами ученических парт — сюда по воскресеньям приходят заниматься дети-сироты из интерната. Следующее помещение и есть тот самый музей, где также проходит воскресная школа для взрослых. Под стеклом сохранившиеся с начала прошлого века издания Ветхого Завета соседствуют с трогательными поделками сестёр — расписные яйца, сделанная из бумаги верба, тряпичные куклы-монахини. На стенах можно увидеть старинные иконы из разрушенных храмов и уменьшенные копии самих храмов.
— А это календари, которые каждый год делают наши сёстры, — показывает матушка Мария на аккуратно исписанные разноцветными фломастерами альбомные листы: в них — основные церковные праздники, изображены святые и выписаны отрывки из Библии. — У многих сестёр есть творческое желание что-нибудь сделать, и вот тогда выходят такие работы. Смотрите, как красиво получается!
В завершение экскурсии по монастырю успеваю задать матушке Марии последний вопрос, припоминая цитату патриарха о счастье, которая встречает прихожан на входе в храм:
— Вы счастливы?
— Я совсем недавно размышляла над этим вопросом и сама себе на него ответила: да, я очень счастлива. Пусть я в монастыре не большую часть своей жизни, а всего 25 лет, но я точно знаю, что не хотела бы, чтобы в жизни моей получилось как-то по-другому.