В июне 1826 года первые партии участников восстания на Сенатской площади стали отправлять этапами в Сибирь. Юрий Юдин специально для Сиб.фм разбирался, в каких условиях жили и работали политические каторжане.
Подпорченная репутация
К декабристам нынче относятся без прежнего восторженного придыхания, как можно судить по некоторым сочинениям и исследованиям последних лет.
Одни признают, что это были люди большого и беззаветного благородства.
Но не могут им простить, зачем они разбудили Герцена, который разбудил террористов, которые разбудили большевиков, отчего вся российская история пошла наперекосяк.
3 программных документа составили декабристы: Конституцию Муравьёва, «Русскую правду» Пестеля и «Манифест к русскому народу» Трубецкого
Другие даже и в беззаветном благородстве декабристам отказывают, хотя бы на том основании, что на допросах они большею частью сразу начали каяться и выдавать товарищей, хотя прямых пыток к ним не применяли.
Сугубые консерваторы и монархисты так вообще готовы подписаться под словами Великого князя Константина Павловича, вынесенными в заголовок этих заметок.
Третьи указывают, что в случае победы декабристов освобождённым крестьянам пришлось бы худо. Конституция Никиты Муравьёва предполагала наделить их «кошачьим наделом»: по две десятины на двор. Даже проект графа Аракчеева, сочинённый по поручению Александра Первого, отводил крестьянам по две десятины на душу.
Другой вариант декабристской конституции — «Русская правда» Павла Пестеля — земельный вопрос замалчивал, располагая его решить как-нибудь после. Считается, что всё это непременно привело бы к крестьянской войне, в ходе подавления которой в России обязательно воцарился бы диктатор.
А крови пролилось бы столько, что все благие намерения канули бы в ней без остатка.
Наконец, четвёртые полагают, что всё это дело пятое. Потому что жёны и невесты декабристов, одиннадцать замечательных русских женщин (среди которых, впрочем, была одна полька и одна француженка) и впрямь явили пример высокого благородства.
Так что главный итог декабристской эпопеи — именно этот порыв. Да ещё бессмертные строчки Пушкина «Во глубине сибирских руд / Храните гордое терпенье». Потому что мифы живут в веках, а история — в учебниках.
Начнём, пожалуй, именно с сибирских руд.
Михаил Пришвин. Дневник 1938 года
Разве как глава государства Николай был не прав, что он казнил пять человек из офицеров, выступивших с оружием в руках против государственного строя, который они были обязаны защищать? И тем не менее мы сочувствуем до сих пор Пушкину, потрясённому той казнью...
И особенно остро это сочувствие поэту в наши дни, когда врагов государства убивают непрерывно и сотнями тысяч отдают в рабы.
Где же правда, где же сон?
Нерчинск и его окрестности
Нерчинский острог был основан в 1653 году казаками сотника Петра Бекетова. В 1689 году здесь был заключён Нерчинский договор России с Китаем.
С середины XVIII века в эти края отправляли на каторгу уголовников и ссылали после лечения сифилитиков, позднее появились и политические ссыльные.
Ныне Нерчинск — райцентр в Читинской области с населением в 15 тысяч человек.
−5,3 °C составляет среднегодовая температура в Нерчинске, по данным NASA. Среднесуточная в январе — −36 °C
С Нерчинском не надо путать Нерчинский завод, который стоит на 350 километров восточнее, у самой китайской границы. Здешние рудники были серебряно-свинцовыми. Месторождения обнаружил землепроходец Василий Поярков в середине XVII века, но тогда до них руки не дошли.
В 1692 году два тунгусских охотника, братья Аранжа и Мани, снова доложили сибирскому воеводе, что на реке Нерче имеются серебряные руды, причём к ним уже проявил интерес некий монгольский князёк, который вывез образцы руды на семи верблюдах. Это ускорило дело, и в 1704 году начал действовать первенец сибирской металлургии — Нерчинский завод, выплавлявший около пуда серебра в год.
Как раз в конце XVII столетия по этим местам случилось проезжать Робинзону Крузо; поездка эта описана во второй части романа Дефо, куда менее известной, чем первая.
О рудах и рудниках Робинзон не упоминает. Зато в его заметках можно найти описание туземного обряда поклонения чудовищному идолу «в одной деревне близ Нерчинска» — как уверяют этнографы, совершенно фантастическое.
Постепенно вокруг Нерчинска возникали другие сереброплавильные заводы; в конце XVIII века был построен железоделательный Петровский завод. К 1825 году Нерчинский горный округ представлял собою развитый промышленный район.
Первые каторжане появились здесь в 1739 году и вскоре стали главной рабочей силою.
Потому что крестьян, которых приписывали к заводам на Урале и на Алтае, в Забайкалье было немного.
Путь в Сибирь
105 декабристов, приговорённых к каторге, ссылке и солдатчине, были разделены на одиннадцать разрядов. На каторгу угодили первые пять разрядов.
На рудники из них попали только восемь человек из двух первых партий, отправленных в Сибирь.
579 человек было привлечено к следствию и суду над декабристами после восстания на Сенатской площади
Путь их до Иркутска занял больше месяца и изобиловал как драматическими происшествиями, так и изъявлениями сочувствия — в том числе и со стороны жандармского начальства. В этом не было ничего странного. Столь же сочувственно в Сибири встречали других политических ссыльных, от светлейшего князя Александра Меншикова до опального писателя Александра Радищева. К тому же в столицах у многих декабристов были влиятельные родственники.
В Иркутске вице-губернатор Николай Горлов, замещавший генерал-губернатора Восточной Сибири, распорядился узников расковать и предоставил им практически полную свободу. 30 августа 1826 года им были определены места каторжных работ. Евгения Оболенского и Александра Якубовича направили на соляные промыслы (где они, по словам Оболенского, скорее делали вид, что работают). Шестерых их товарищей — на винокуренные заводы.
Вскоре, однако, добродушный Горлов за послабления государственным преступникам был отдан под суд, а Оболенского и Якубовича перевели в Нерчинский край.
По дороге к ним присоединились шесть их товарищей — Артамон Муравьёв, Василий Давыдов, Сергей Волконский, Сергей Трубецкой и братья Петр и Андрей Борисовы.
25 октября они прибыли на Благодатский рудник близ Нерчинского Завода. К этому времени сюда уже добралась первая декабристка — Екатерина Трубецкая; вскоре к ней присоединилась Мария Волконская. Они всячески старались облегчить участь своих мужей и их товарищей и встречали понимание в тюремном начальстве.
Декабристы как рудокопы
Условия жизни и работы декабристов на руднике либеральная печать XIX века и историки советского времени описывали тенденциозно.
«Ежедневно их опускали в подземные шахты, глубина которых достигала 70 саженей, — сообщает академическая „История Сибири“. — Работали „государственные преступники“ в цепях с 5 часов утра до 11 дня. Каждый должен выработать не менее трёх пудов руды и перенести её на носилках к месту подъёма. Тяжёлый труд при скудном питании сказывался на здоровье декабристов».
Евгений Оболенский, однако, вспоминает: «Караул наш состоял из горного унтер-офицера и трёх рядовых, которые бессменно сторожили нас...
Те же караульные готовили нам кушанье, ставили самовар, служили нам и скоро полюбили нас и были нам полезнейшими помощниками».
Начальник Нерчинских заводов обер-берг-гауптман Тимофей Бурнашев на словах был груб, но на деле старался облегчить положение высокородных узников. В пару к каждому декабристу определили опытного рабочего и отправили их в шахту. «Мне дали в руку кирку, товарищу молот, и мы спустились в шахты и пришли на место работы. Работа была нетягостна: под землёю вообще довольно тепло, но нужно было согреться, я брал молот и скоро согревался».
Рабочий день и впрямь начинался в пять утра, но уже к полудню узники возвращались в казарму и готовились к обеду.
«Мы пользовались полной свободой внутри нашей казармы, двери были открыты, мы обедали,
пили чай и ужинали вместе».
Однажды ретивый горный офицер, некий Рик, велел запирать узников после работы в камерах и не выдавать им свечей. Государственные преступники тут же объявили голодовку. Бурнашев, прибывший для разбирательства, страшно ругался, но строгости отменил.
Одиннадцати жёнам декабристов, находившимся в ссылке вместе со своими мужьями, в Тобольске в 2008 году в сквере близ исторического Завального кладбища установлен памятник
«Он мне отвечал: „Ничего, ничего, мой офицер сделал из мухи слона“, — вспоминает Мария Волконская. — Вскоре после этого Рик был уволен и заменён господином Резановым, честным и достойным человеком, в преклонных уже летах. Он приходил в нашу тюрьму играть в шахматы и водил наших на прогулку, когда наступила тёплая погода; прогулки эти длились по нескольку часов; при этом братья Борисовы, страстные естествоиспытатели, собирали травы и составили коллекцию насекомых и бабочек».
Мария Волконская взяла в свои руки снабжение декабристов провизией и одеждой, так что голода и холода они не испытывали. Работа в шахте оказалась нетрудной, и когда декабристов вывели на поверхность, поставив на сортировку руды, они восприняли это как наказание.
«В подземной работе нам не было назначено урочного труда, — пишет Оболенский, — мы работали сколько хотели, и отдыхали так же...
Но как объяснить сочувствие, которое мы находили в тех ссыльнокаторжных, которые заняты были одинаковой с нами работою, но коих труды были втрое тягостнее?
Они были в ножных цепях, и на них лежали все тяжести подземного рудокопства... Встречаясь с нами, эти люди, закалённые, по-видимому, в преступлениях, показывали нам немое, но весьма явственное сочувствие и не раз в порыве усердия брали наши молоты и в десять минут оканчивали работу, которую мы и в час не могли бы исполнить».
Понятно, что каторга была всё же далеко не курорт. Камеры были без окон, заключённых донимали клопы (впрочем, комендант Резанов позволял высокородным узникам летом спать на чердаке).
Как бы то ни было, на Благодатском руднике декабристы пробыли меньше года. В сентябре 1827 года их отправили в Читинский острог, где они соединились со своими товарищами. Всего в Чите оказалось 85 декабристов.
Чита и Петровский Завод
Чита представляла тогда собою небольшое село. Здесь не было рудников, и благородных каторжников использовали на земляных работах, а зимою посылали молоть рожь на ручных мельницах. «Работа эта была не изнурительна, всякий работал по силам своим, а некоторые и совсем не работали; всё это было каким-то представлением, имеющим цель показать, что государственные преступники употребляются нещадно в каторжную работу», — вспоминал Иван Якушкин.
Летом декабристы купались в речках Чите и Ингоде и совершали долгие прогулки. Главную проблему составляла теснота камер и невозможность уединения. Питались узники артельно и лишений по провиантской части не испытывали.
У них оставалось достаточно времени для дружеского общения, учёных дискуссий, изучения языков; эти занятия назвали
«каторжной академией».
В Читинском остроге декабристы оставались до 1830 года. Затем их отправили за шестьсот вёрст пешком в Петровский Завод, где для них выстроили новый, более обширный тюремный замок.
Узников разместили в нумерах по одному и по два человека. Здесь они трудились в ремесленных мастерских: шили одежду и обувь, изготовляли мебель. На металлургическом производстве их не задействовали.
Впрочем, искусный механик Николай Бестужев сумел починить и усовершенствовать заводскую пильную машину. Он же ввёл среди декабристов моду на крестики и колечки из кандального железа.
Этим, кажется, и исчерпывается вклад декабристов в развитие горного дела в Сибири.
Впрочем, был ещё унтер-офицер Александр Луцкий, который до такой степени разозлил следствие, что его, осудив на двенадцать лет каторги, отправили в Сибирь по этапу с уголовниками. После двух неудачных побегов его приковали на руднике к тачке. Но это был единственный случай.
5 декабристов получили смертный приговор и были повешены. Трое из них — дважды, так как срывались с петель
Из воспоминаний декабриста Н. В. Басаргина. Год написания неизвестен, впервые изданы в 1872 году
Поход наш в Петровский Завод, продолжавшийся с лишком месяц в самую прекрасную осеннюю пору, был для нас скорее приятной прогулкою... Я и теперь вспоминаю о нём с удовольствием. Мы сами помирали со смеху, глядя на костюмы наши и на наше комическое шествие. Оно открывалось почти всегда Завалишиным в круглой шляпе с величайшими полями и в каком-то чёрном платье собственного изобретения... Будучи маленького роста, он держал в одной руке палку гораздо выше себя, а в другой книгу, которую читал. За ним Волконский в женской кацавейке; некоторые в долгополых пономарских сертуках, другие в испанских мантиях, иные в блузах...
Если бы мы встретили какого-нибудь европейца, выехавшего только из столицы, то он непременно бы, что тут есть большое заведение для сумасшедших и их вывели гулять.
Тюремные досуги
В Петровском Заводе продолжились занятия каторжной академии. Врач Фердинанд Вольф преподавал физику, химию и анатомию, Дмитрий Завалишин — астрономию, Александр Одоевский — русскую словесность, Никита Муравьёв и Николай Бестужев — историю. Желающие могли прослушать курс математики и военного дела.
Устраивались литературные и музыкальные вечера, многие узники сочиняли стихи и повести или писали мемуары.
Николай Бестужев, мастер на все руки,
создал галерею портретов своих товарищей.
Тем, к кому приехали жёны, через год разрешено было жить за пределами тюрьмы (прежде декабристки жили с мужьями прямо в тюремных нумерах). Из домов, выстроенных семейными узниками, образовалась целая улица, которую окрестили Дамской.
По мере отбывания сроков декабристы покидали тюремный замок и отправлялись на поселение. К 1840 году тюрьма опустела.
Куда более жёсткими были условия содержания в Акатуйском остроге — своего рода штрафном изоляторе. Но из узников Петровского завода туда угодил только Михаил Лунин.
Уже выйдя на поселение, он рассылал письма с вольнолюбивою риторикой, написал ряд крамольных статей и вообще всячески дразнил царя Николая.
В Иркутске сложился кружок распространителей сочинений Лунина: преподаватели местных училищ Журавлёв и Крюков, казачий офицер Черепанов и декабрист Пётр Громницкий
Лунин был заключён в острог в 1838 году и умер в заточении семь лет спустя; работать его не заставляли. «Он готовил себя к смерти на эшафоте, к долгому умиранию от голода и холода, к гибели под пытками, но умер, нечаянно угорев; лекарь Орлов, проводивший вскрытие, за неимением должного инструмента, разрубил ему голову топором», — пишет о Лунине Вячеслав Пьецух.
Ссылка и поселение
Декабристам «низших разрядов», сосланным в 1826 году в самые дремучие углы Сибири, пришлось едва ли не хуже, чем каторжанам. «Их разместили поодиночке в самой северной полосе, от Обдорска до Колымска, где земля не произрастает хлеба (так в оригинале: „не произрастает хлеба“, — прим. Сиб.фм) и жители вовсе не употребляют его в пищу», — писал барон Андрей Розен.
Из тридцати декабристов этого разряда
пятеро сошли с ума.
Другим повезло больше. Например, генерал Александр Николаевич Муравьёв был сослан в Верхнеудинск, городок в Иркутской губернии, без лишения чина и звания. Вскоре он получил разрешение вступить в гражданскую службу и уже через год стал иркутским городничим — главой административно-полицейской службы города. Позднее он был назначен тобольским гражданским губернатором.
Этот Муравьёв, ветеран 1812 года, вышел из «Союза благоденствия» за шесть лет до мятежа и в событиях 14 декабря не был замешан, поэтому с ним обошлись сравнительно мягко.
Что же касается бывших каторжников, император приказал обеспечить за ними строгий надзор, а в глуши наподобие Туруханска или Вилюйска это было сделать невозможно. Поэтому вышедших из каторги поселили в обжитых и сравнительно благодатных местах: в Тобольске и соседнем Ялуторовске, в Красноярске, Минусинске и других.
Самая крупная колония образовалась в Иркутске и его окрестностях, где поселилась почти половина ссыльных.
Дома-усадьбы Волоконского и Трубецкого стали основой Иркутского областного историко-мемориального музея декабристов
Например, в пригородном селе Урик оказались семьи Муравьёвых и Волконских, Михаил Лунин и Фердинанд Вольф. В селе Оёк — семья Трубецких и Фёдор Вадковский. В Большой и Малой Разводной — семья Юшневских, братья Борисовы, Артамон Муравьёв и Александр Якубович. В селе Усть-Куда — братья Поджио и Пётр Муханов.
Почти все они позднее перебрались на жительство в Иркутск. Так этот город оказался декабристскою столицей.
Остаётся он ею и до сих пор. Здесь имеется целый мемориальный комплекс, посвящённый декабристам. Он включает музейные усадьбы Волконских и Трубецких. Церкви, где декабристов отпевали, где они венчались и крестили детей. Могилы декабристов на погосте Знаменского монастыря и на других городских кладбищах.
В следующей порции этих заметок мы как раз и поговорим об Иркутске. А также о князе Сергее Волконском, самом высокопоставленном из узников. О жене его Марии Волконской, воспетой Пушкиным и Некрасовым. И о том, какое влияние декабристы оказали на сибирские города и веси.
Подпишитесь на нас в Telegram
