Софья Васильева, актриса театра «Старый дом», всегда любила рисовать, но чаще всего это происходило спонтанно, по наитию. В один из таких случаев она взяла в руки кисть и нарисовала глаз. А потом ещё один. И ещё. 11 июня в театре «Старый дом» открылась её персональная выставка «Один глаз. И всё». Корреспонденту Сиб.фм Софья рассказала про маленькое открытие в себе, почему же глаз всё-таки один, кто изображен на картинах и что вообще можно увидеть в глазах человека.
Софья, как получилось, что актриса открывает художественную выставку? С чего всё началось?
У меня мама закончила Заочный народный университет искусств в Москве, и так получилось, что я с детства рисую. В нашей семье это данность, и никто никогда не удивлялся тому, что я рисую, это нормально. Когда я была маленькая, меня отдали в кружки – на рисование, на хор, на танцы. Сначала отпало рисование, потом хор, а танцы остались, они меня и привели в театр. Рисование вроде как забылось, я больше нигде не занималась, но иногда, бывало, по наитию стенку дома разрисую или еще что-нибудь нарисую.
А в этот раз я проснулась с утра и думаю: «Я хочу рисовать»,
пошла в ближайший магазин и купила детскую акварель за сто рублей, ведь все краски я оставила после переезда у родителей дома. Сначала нарисовала ежевичку, лимон, собачек. А потом мы репетировали спектакль «Сиротливый запад», я подозвала Толю (актёр театра «Старый дом» Анатолий Григорьев – прим. Сиб.фм) и предложила его сфотографировать. Спросила, какая у него любимая часть лица, а пока он думал, я сфотографировала глаз. И нарисовала.
Чьи ещё будут глаза на выставке?
Глаза актёров нашего театра и тех, кто работает в гримёрном цехе, режиссёры, реквизиторы. Это те глаза, которые я вижу каждый день. Сижу я иногда на репетиции, смотрю на человека и понимаю, что хочу его нарисовать. Делаю фото и по нему уже понимаю, что это оно.
В описании к выставке ты говоришь, что когда просишь сфотографировать человека, он прячется за «искусственный» глаз, за приготовленную позу. Как сделать так, чтобы получился «настоящий» глаз?
Добиться простого взгляда, тем более от актёра, почти невозможно. И только когда, например, что-то спросишь у человека, он задумается – и получается. Или когда кто-то окликнет человека со стороны, он пока будет искать, кто его звал, в его глазах отразится эта потерянность, всего лишь на секундочку. Это и есть самое интересное. С Василием Васильевичем Байтенгером, актёром нашего театра, мы разговаривали-разговаривали, я его фотографирую. А потом на мгновение задумался, сделала кадр, а в этом взгляде столько оказалось говорящего молчания, как будто это был взгляд сквозь всю жизнь, меня это тронуло.
Почему же глаз всего один?
Не знаю. Я вообще за минимализм, мне кажется, одного достаточно. Прелесть в том, что когда фотографируешь, один глаз с одной эмоцией, а второй – с другой. Я даже выбираю, какой мне интереснее было бы нарисовать. Такое ощущение, что один глаз думает об одном, а второй – о другом. Ещё удивительная вещь про зрачок. Я, может, сейчас для профессиональных художников наивную вещь скажу, но, казалось бы, что может быть сложного со зрачком. Но его надо так разместить, чтобы глаз смотрел. Это какая-то магия. Ты его словно ищешь. Вот с Василием Васильевичем я мучилась три или четыре дня, уже подошла к нему и сказала: «Вы можете не вредничать?». Не оживает глаз и всё, никак. А в итоге удивительный глаз получился, отличающийся от всех.
Какой рисунок тебе больше нравится?
Мне кажется, я в каждый глаз по-своему влюбляюсь. Я нарисую один, а потом разглядываю все сижу, они у меня все в одном альбоме. Даже немного жалко вырывать к выставке. Я уже к каждому рисунку, как к человеку отношусь, сижу над одним глазом четыре часа, рисую. Меня это так поглощает, это что-то удивительное. Я даже не знала, что у меня рука так может. И это какое-то глупое ощущение, что я, оказывается, так умею. Маленькое такое открытие в себе, что я в 26 лет так могу. Рисунки еще такие натуральные получились, это мелкая, детальная работа.
Все они нарисованы кисточками – нулёвкой и единичкой. Мне дороже, чтобы каждая морщинка и каждый блик были на своём месте. Удивительный момент происходит,
ты рисуешь-рисуешь, и думаешь: «Что за ужас!»,
а потом один мазок, и глаз ожил, смотрит на тебя. Получилось!
Что твоя мама как художник сказала про рисунки?
Это был такой серьёзный момент! Я говорю: «Мама, я хочу показать тебе работы». Она пришла, я открыла альбом, а сама пошла посуду мыть, как будто между прочим. Мама – это тот человек, который не будет со мной юлить, она скажет всё прямо. Может сказать: «Ну, это кто так рисует? Вот что это такое?». Но она одобрила. Конечно же сделала короткие замечания, к которым я прислушалась. Всё она сказала по делу.
Что бы ты ещё хотела нарисовать?
Руки. Это даже сложнее, чем глаза. Ведь рука – это наш жест, наше слово. Если попытаться изобразить язык, то, как человек говорит, то рука – часть его языка. И чтобы фотографировать, это же человека надо подлавливать, выводить на какой-то разговор, чтобы он какой-то характерный жест выдал.
Многие люди рисуют и актриса тут не лучше других. Странный материал, ощущение, что не о чем писать. Еще более странно то, что государственный театр, существующий на деньги налогоплательщиков, проводит мягко говоря любительские выставки. За наш с вами счет. Видимо хорошие отношения у Софьи с руководством театра и департаментом культуры. К сожалению и в культуре у нас все решают связи.